Джей Рейнер - Доизвинялся

Макс Олсон благоговейно смотрел на фотографию, будто прогрузившись в воспоминания. Затянувшись, он выпустил дым, который закачался в лучах света от софитов.

– Варшава, – торжественно сказал он. – Декабрь тысяча девятьсот семидесятого. – На меня он не посмотрел, а только махнул сигаретой на фотографию. – Узнаете его?

Я сказал: мне очень жаль, но нет.

Он рассмеялся.

– Не нужно передо мной извиняться, молодой человек. За это не нужно. Это Вилли Брандт… [23]– Первую букву имени он произнес жестко на немецкий лад.

– Канцлер Западной Германии?

– Молодец. Канцлер Западной Германии. Величайший канцлер послевоенной Германии, хотя кое-кто, возможно, со мной не согласится. Знаете, где это снято?

– Ну, вы же сказали – в Варшаве…

– Он стоит у памятника полумиллиону евреев из варшавского гетто, которых убили нацисты.

– И он… – я помешкал, боясь не выдержать испытания, – …извиняется?

– Плодотворная для Западной Германии инициатива, – одобрительно ответил Макс и, устало качнув головой, добавил: – Господи, как же в тот день было холодно.

– Вы там были?

– О, разумеется. Я стою за толстым армейцем в форменной фуражке. Видите его? Ну, я сразу справа и чуть позади…

– Извините. Я не совсем…

– Я там был, вот и все. А после Вилли мне сказал… Подошел ко мне, хлопнул по плечу и сказал: «Макс, может, мне следует подыскать себе подштанники потеплее…»

– Вы знали Вилли Брандта?

– В шестидесятых-семидесятых я одно время был прикомандирован к нашему посольству в Бонне.

Сказано было так, будто это само собой разумелось. Он снова замолчал и глубоко затянулся сигаретой.

– Вот он наш человек, Марк. Образец для подражания команде Покаянного Подхода. С тех пор подобных выступлений не бывало.

– А Клинтон в Кигали в девяносто восьмом?

Обернувшись, он наградил меня насмешливой отеческой улыбкой.

– Кое-что ты почитал.

Кое-что, согласился я. Мой офис подготовил несколько брифинговых документов, и я постарался пролистать как можно больше. В одном говорилось про поездку Клинтона, когда он еще был президентом, в Руанду, чтобы извиниться за невмешательство мировой общественности в руандский геноцид.

Макс раздраженно потянул носом воздух.

– Хочешь расскажу тебе кое-что про Клинтона в Кигали, Марк? Хочешь? – Ответа он не ждал, но я все равно кивнул. – Тебе известно, что он пробыл там только два часа? – Я снова кивнул. – И что он не уезжал с летного поля?

– У службы безопасности возникли определенные опасения, и…

– Даже турбины президентского самолета не выключили, – сказал он, тщательно выговаривая каждый слог, чтобы до меня дошло. – Все это время мальчик Билли стоял на взлетной полосе, выворачивал душу наизнанку и говорил умные слова про миллион погибших, которых там не было, чтобы его услышать, а были там только четыре «роллс-ройса» с работающими моторами, готовые стартовать в любую минуту. – Он в последний раз затянулся, бросил сигарету и раздавил ее носком ботинка. – Если приехал на легковушке извиниться перед соседом, заглушить мотор – это всего лишь вежливость. Хотя бы на минуту. Тебе не кажется?

Я снова умудренно кивнул.

– Нет, Марк. – Он указал на коленопреклоненного канцлера. – Вот на кого тебе надо равняться. – Сделав несколько шагов ко мне, он положил мне руку на плечо, и мы вместе стали смотреть в колоссальное лицо. – Я просто хотел, чтобы Вилли Брандт и его наследник немного побыли вместе.

Завтра, сказал он, будет сущий цирк. А пока только я и он. Поэтому мы постояли молча и, задрав головы, глядели на театральный задник, а я тем временем старался думать торжественные мысли про Льюиса Джеффриса и рабство и спросил себя, не следует ли мне извиниться коленопреклоненным, как Вилли Брандт, но отказался от этой мысли. Преклонить колени – это одно. Преклонить колени и при этом говорить – совсем другое.

Не веря собственным ушам, я спросил:

– Так я новый Вилли Брандт?

– Журнал «Тайм» назвал его за это «Человеком года», – сказал Макс.

– Неужели!

– Я подумал, тебе будет интересно.

– Действительно, интересно. – Я покраснел, сам уловив избыток энтузиазма в собственном тоне.

– Не надо смущаться, Марк. Немного самолюбия полезно для дела. Думаешь, Вилли Брандт не проверил прическу, прежде чем стать на колени? Не поправил воротничок? Он знал, что весь мир будет на него смотреть. И на тебя тоже, малыш. Но бояться нечего. Положись на меня. Ты станешь большой, большой звездой.