Марк Перах: Очень везучая женщина

В двух или трёх из этих халабуд стоят мотоциклы, в остальных так, всякие шмутки сложены. А два сарайчика побольше и получше остальных, и в них живут кабанчики, принадлежащие, в одном сарае — зав детским садом, а в другом — буфетчице из соседней блинной. Кабанчики растут очень успешно, и нач. Районного отделения милиции часто прохаживается возле них, посматривая, как они там растут. В середине двора осталась яма для будущего фундамента. На краю ямы врыт в землю столб, и на столбе большой щит с остатками надписи: “Дадим детям нашего города кукольный театр к годовщине Великого Октября”. Щит весь во вмятинах: мальчишки используют его как мишень.

Время было выходить. Алевтина проверила сумку, там ли сезонный билет до Москвы, и три рубля денег.

От дома до вокзала — всего ничего. Два года назад пустили троллейбус, ехать две остановки до вокзала. Но Алевтина всегда ходила пешком. Её сильные ноги легко несли её по ещё пустынной улице. Разогреваясь на ходу, она быстро миновала облезшее жёлтое здание пединститута, в котором работала, и зашагала мимо новых жилых домов. Их было восемь, одинаковых, по четыре этажа, и по четыре подъезда. Позади домов торчали покосившиеся кресты и обломки надгробий. Там, на остатках старого кладбища, будут строить ещё четыре таких же дома. Здесь, надеялась Алевтина, она получит новую квартиру, когда достроят кукольный. Потом она миновала два высотных дома, по девять этажей. В первых этажах — магазины, в одном Гастроном, а в другом “Голубой Экран”, где продают телевизоры, радио и стиральные машины, а раз в год выбрасывают холодильники. Девчонки любят ходить в “Голубой Экран”, глазеть на товары и на покупателей. Старшая — просилась продавщицей, но не взяли, сказали, приходи через пару лет. Однако девчонка сообразила как зарабатывать: записывалась в очередь на холодильник. Хоть ей только тринадцать, она в Алевтину, рослая, думали ей восемнадцать, и записывали её. Потом она продавала очередь за 25 рубликов; желающих купить холодильник, не выстояв ночь в очереди на запись, всегда навалом.

В одном из этих высотных домов жил Фёдор Иванович, бывший парторг на вагонзаводе, а ныне персональный пенсионер. Алевтина видела его иногда, когда он прогуливался с большой пятнистой собакой, или сидел на скамеечке с газетой. Фёдор Иванович, видно, не узнавал её, и она не признавалась. Не о чём было ей с ним говорить. Ну, устроил ей комнату, спасибо, так и она ему угождала. А потом оно само кончилось, когда партия перебросила его директором МТС.

Алевтина никогда не опаздывала на электричку, но никогда и не приходила слишком рано, а всегда в самый раз. Такая уж была она во всём везучая. Так и сегодня, электричка уже стояла у перрона, но вагоны все были ещё пустые, выбирай место по вкусу. Алевтина шла в самый передний вагон, чтоб в Москве было меньше ходить по перрону, где будет валить густая толпа с чемоданами и узлами. В этой ранней электричке народу будет немного почти до Москвы, и только за две-три остановки до Москвы вагон наполнится народом, валящим на работу в столице. Алевтина сразу занимала угловую скамейку, которая поуже остальных, только на двоих, заваливалась спиной в угол, ноги на скамейку, и могла спать, добирая недоспанное ночью.

Алевтина спала чутко, рука на сумке, где её три рубля, паспорт, сезонный билет и ключ от комнаты. Что ей будет ещё нужно в Москве, хранится в Пашиной кабинке.

Электричка грохотала, с визгом тормозила у обмёрзших голых платформ, где в вагон влезали закутанные в платки бабы с корзинками, прикрытыми старыми газетами, снова с завыванием набирала скорость, и холодные тёмные леса неслись мимо окон, но Алевтина спала, чуя, что вагон всё ещё полупуст, и никто не посягает на место, и только когда осталось каких-нибудь двадцать минут до Москвы, и с платформ стали с шумом вваливаться толпы пассажиров, Алевтина открыла глаза, спустила ноги со скамейки, и потянулась, отходя ото сна. Побежал мимо окон перрон, где сплошная тёмная стена тел стояла, готовая к штурму открывающихся дверей — ехать в обратную сторону. Здесь надо было, не глядя, сразу падать в открывающуюся дверь, навстречу прущей вовнутрь толпы, иначе затянут обратно в вагон.

Пробиваясь через мешки и узлы встречного потока, Алевтина быстро зашагала по выщербленному асфальту, раздавливая ледок на лужицах, затем вошла в знакомый галдёж и сутолоку вокзала и пристроилась в конце очереди к буфету.

Пока очередь, перетаскивающая шаг за шагом обвязанные верёвками чемоданы, медленно ползла вдоль стойки, Алевтина дремала стоя, прислонившись к стойке. Впереди был ещё весь день, надо было беречь силы. Наконец дошла её очередь. Как всегда, Алевтина взяла стаканчик кофе и бутерброд с селёдкой. Отойдя к столику, Алевтина поставила сумку под столик, и, касаясь сумки ногой, стала жевать бутерброд. В это раннее время у неё никогда не бывало аппетита. Но есть было надо, впереди были часы в лифте. Как всегда, хлеб был чёрствый, вчерашний, но Алевтина съела весь ломтик, и даже разгрызла селедочные косточки. Разгрызла их оставшимися зубами. Спереди у неё оставались только пять зубов, три сверху и два внизу. Поэтому Алевтина старалась поменьше разговаривать с мужчинами, чтобы не сразу видели её пустой рот. Боковые зубы сохранились лучше, ещё можно было жевать почти нормально.

Читать дальше