Александр Карнишин - Числа и числительные [Сборник рассказов; СИ]

— Ну, садись, раз на миллион…

Кузьмич давно вышел а пенсию. У него льготная была — подземный стаж, горячий цех, «севера». Как только возраст подошел и стаж совпал — сразу и ушел с работы. Не сильно-то, кстати уговаривали его остаться. Есть такие люди, что вроде работают, работают, тянут свои обязанности, выполняют все чисто и аккуратно, так что не к чему прицепиться, а вот вздумай уйти — с радостью провожают. И не то чтобы склочный какой или там с начальством ругался, или вовсе — пьяница. Просто — не удерживают таких.

А выйдя на пенсию и посидев пару месяцев дома, Кузьмич заболел. Молодой врач, приехавший по вызову, не стал колоть лекарства и выписывать рецепты. Он просто объяснил, что все болезни — это психосоматика. Вот такое умное слово он выучил на последнем курсе, видать. И все от этой психосоматики. Нет-нет, вы не псих, это совсем о другом! Организм, мол, привыкает к режиму, даже к самому жесткому и неудобному. И внезапная смена режима вызывает срыв. Психоматика, ясно? Надо опять рано вставать, делать зарядку, выходить и работать. Режим нужен. График.

Вот Кузьмич, подумав, и начал «таксовать». Не так уж деньги были нужны, как занятость. Да еще такая, чтобы ни от кого не зависеть.

Он нашел — даже и не слишком старался, чтобы найти, в сущности — старшего, заплатил взнос, поставил мужикам «после работы». И влился, таким образом. Точка у него была на Калужской, недалеко от метро. Как раз там, где стоял народ у автобусной остановки, а позади нее кипели жиром вечно горячие куры на гриле.

— Куда ехать-то?

Пауза затянулась. Пассажир уже уселся, обстоятельно поворочался в кресле, огляделся и пристегнулся ремнем, подергав его для проверки.

— На вокзал!

Хм… На вокзал. Не местный, похоже. Не москвич.

— На какой вокзал?

— А мне все равно, — радостно улыбнулся тот молодым розовым лицом.

Похоже, все же парень, не мужик. Вон, розовый и гладкий какой. И зубы на зависть, как в кино…

Кузьмич потерял зубы на Чукотке. Там работал за неплохие деньги и за хороший стаж. Вроде и питания всегда хватало, и всякие деликатесы вроде икры и красной рыбы — вволю, а зубы пришлось прямо там, на месте, менять на золотые. Можно было пластмассу белую, но пластмасса была слишком уж нестойкая — народ жаловался. Это теперь вон керамику ставят, так она крепче даже обычного зуба.

Денег на желтое хватило, и теперь по улыбке Кузьмича сразу вычисляли «свои». За своего он был и у цыган, и у каких-то кавказцев, сразу пытавшихся заговорить с ним по-своему. Кузьмич хмуро такие разговоры сразу прекращал и молвил сурово:

— По-русски говори!

— Ай, маладец! Правильно! Язык знать надо! — тут же кричали чернявые «свои» с полным ртом «рыжевья». — Где зубы ставил? Э?

— Чукотка.

— Ай, маладец! Земляк! — и даже накидывали «земляку» чуть сверху. «На машину» — смеялись.

А что с машиной? Купил еще по открытке, заработав за долгие полярные ночи. Шестерка была тогда лучшей. Да и сейчас среди тех, что с ручной коробкой передач — не худшая. И надежность опять же. Все, что могло поломаться, ломалось в первый год эксплуатации, пока была гарантия. А потом уж Кузьмич и сам мог, где приварить, а где и просто на проволоку посадить. Машина ходит, кресла не дырявые, пороги не проржавели. Чего еще надо?

— Говори точнее, куда везти. Я так не умею — на любой.

— Ну, давай тогда… Давай на самый дальний, что ли. Вот отсюда, какой самый дальний — туда и давай, — широко улыбался пассажир.

Обкуренный, что ли? Или еще что… А хотя — какая разница? Слева под сиденьем у Кузьмича лежала большая отвертка. А под левой ногой — монтировка. Он давно никого не боялся и опасался только за машину. Купить новую даже на свою не саму маленькую пенсию он бы уже просто не смог. А залезать в кредиты не считал возможным при своем возрасте.

На дальний? Это значит, на Савеловский, если ехать правой стороной. Раз о цене не спрашивает, значит, заплатит, сколько скажешь. Ну, поехали тогда.

— А что такой хмурый? — скалился пассажир.

— Чего?

— Ну, недовольный вы какой-то. Случилось что? Или просто так?

— Просто так, — процедил Кузьмич.

— Или здоровье? — не унимался пассажир. — Почки и печень? Или спина? Угадал? Спина, да? Это от вождения.

— От старости это, — буркнул недовольно.

— Да какая же старость в шестьдесят? В шестьдесят только жизнь начинается! Свобода, воля и покой. И никаких обязанностей.

— Шестьдесят пять! — выпрямился гордо Кузьмич.

Все-таки еще нормально выглядит, раз меньше дают. Да и не забывает рекомендаций врача, соблюдает режим и порядок, бреется регулярно и в парикмахерскую — раз в месяц, как по расписанию. Хотя, да — глянул он в зеркальце — седина не молодит.