Сергей Алиханов - Оленька, Живчик и туз

— Слушаю Вас, — низким начальственным тенором вступил, наконец, в разговор сам Венедикт Васильевич. За это необходимое, тонко рассчитанное секундное промедление, за эту паузу у Основного Диспетчера должно создастся полное, еще советское впечатление, что из губернаторских новокостромских высот снизошли, наконец, и до текущих тузпромовских забот.

— Это я вас слушаю! — справедливо возмутился Рор Петрович.

— Мы тут в нашем административном управлении разработали для вас одну схему, — спокойно начал Венедикт Васильевич.

(Эту фразу Оленька неделю оттачивала и выверяла. Представься Венедикт Васильевич просто “от администрации” — дотошный господин Фортепьянов может проверить, работает ли таковой в новокостромском губернаторстве. Ну, а всех работников всех Тузоуправлений господин Фортепьянов знает наперечет.)

— По схеме, не по схеме — вы там в Костроме или в Новокостроме, черт бы вас всех побрал, думаете со мной расплачиваться за туз или нет?! — чуть не выпрыгнул из кресла Рор Петрович.

А Венедикт Васильевич в гостинице “Украина” показал Оленьке большой палец и послал ослепительной, натуральнейшей блондинке воздушный поцелуй — сработала домашняя заготовка! И почти без паузы продолжил разговор:

— Как раз об этом нам с вами и нужно лично переговорить, — неторопливым спокойствием голоса сумел-таки телефонный аферист показать знатному тузовику, что это именно ему, Президенту и Основному Диспетчеру, нужна личная встреча, потому что проблема неплатежей — головная боль господина Фортепьянова.

Здесь вам нужно знать, что хотя Рор Петрович — редчайший микроцефал и любой, кому удается хотя бы на полминуточки пробиться к нему на прием, сразу же обращает внимание, что на плечах у Председателя Коллегии не череп, а суперчип и никакому вшивому Бернарду Шоу с его жалким без малого килограммом серого вещества в Тузпроме делать нечего, однако даже у Рора Петровича в его потрясающе спрессованном, гигантском и в то же время малюсеньком мыслительном органе далеко не все схемы выстроены.

Тут необходимо, впрочем, еще одно коротенькое пояснение — что есть “Схема”. Разумеется, рассчитываться с Рором Петровичем за туз никто не собирается. За что деньги давать? Ну, сожгли ребята кубодецикилометр-другой туза, пепел развеяли, чайку вскипятили — а теперь плати? На каком основании? И кому? Как может туз, этот горючий продукт мезозойского разложения тиранозавров, принадлежать тому же господину Фортепьянову, будь он хоть трижды Председатель Правления и четырежды Основной Диспетчер? Все это отлично понимают. Но поскольку при недавней спортлоторейной раздаче недр и уренгойское, и бузулуцкое, и ковыктинское, как и все остальные освоенные когда-то героическими первопроходцами триллиарднокуботысячедецикилометровые месторождения газа (ошибка в тексте — должно быть “туза”) вместе с титановыми вентилями, стальными тузопроводами, насосными станциями, тузоконденсаторными заводами, подземными тузохранилищами, турботузонагнетателями и прочая, и прочая, достались задарма микроцефалу господину Фортепьянову со товарищи по Тузпромовской Коллегии, то теперь все остальные их сограждане как только осмеливаются поджечь принадлежащий не им, а Рору Петровичу туз, тут же становятся должны, уже в этой постсоветской эре, его новым владельцам — дружным господам тузпромовцам.

“Схема” как раз и есть способ платы за туз, при котором долги якобы гасятся, но при этом деньги ни в коем случае напрямую не идут через счета Тузпрома (чтобы не дразнить вконец обнищавших, т.е. абсолютно свободных граждан демократической совкодепии), а проходят косвенным образом, при котором и волки (тузы Тузпрома) сыты, и овцы (остальные людишки) обстрижены — или, если угодно, общипаны.

— На среду, на полдвенадцатого. Как вас записать? — вдруг решил принять провинциальных аналитиков Основной Диспетчер. Пусть новокостромские шустряки садятся на самолет и прилетают к нему на прием, если заработать хотят.

А Оленька уже стала раздеваться (Боже! Боже мой! Как же сердце сжимается от зависти!), потому что после такого удачного телефонного захвата хочется любви.

— Ланчикова и Пыльцов, — сказал Венедикт Васильевич, придерживая трубку плечом и торопливо расстегивая сувенирный брючный ремень, привезенный из недавней турпоездки по Андалузии и сделанный из настоящей кожи мадридского быка, убитого прямо при них на корриде (правда, не обратил еще внимание Венедикт Васильевич — настолько предпринимательством занят человек, — что на ворсистой изнанке, возле латунной полированной пряжки, в испанскую бычью кожу вдавлена малюсенькая, совершенно незаметная надпись — “Made in China”).