— За что? — опешил Влад.
— А ты что, забыл, как пацана выгнал зимой в одних трусах мусор выбрасывать на улицу?
— Это было осенью, — попытался возразить Влад.
— А ребенка по заднице иголкой! Это же дети.
— Но ведь это же шутка была...
— Ничего себе шуточки! — удивленно протянул майор.
— Вам же Стас написал, что мы шутили, хотя вы хотели получить на меня другую «заяву» в прокуратуру. За то, что он не пошел у вас на поводу, вы продержали его в «дисциплинарке».
— Хватит! — отрезал майор и вновь стукнул ладонью по столешнице.
— Вот ты скажи, Владин, что ты цепляешься за приемник? — спросил Сергей Анатольевич, наседая на старшину.
— Мне нравится эта работа. Только не с алканавтами и садистами служить.
— Владин, в милиции столько людей служат, один ты мозгоблуд. Но философствовать я с тобой не собираюсь, — начальник предупреждающе поднял руку с раскрытой ладонью. — Все, поедешь завтра к «психу» и попробуй сбежать! Свободен, старшина.
Влад вышел из кабинета. На его скулах играли желваки. Он зашел в инспекторскую. Его взгляд упал на воспитанника сидевшего, ссутулившись, перед пожилой женщиной-инспектором.
— Говори правду! Видишь, в стене вмятина? — раздраженно спросила Нина Георгиевна.
Подросток бросил взгляд на стену и тихо протянул:
— Вижу.
— Будешь врать — врежу, и там будет вторая вмятина.
Подросток сбивчиво начал рассказывать...
— Чего ты брешешь, как сивый мерин, — грубо оборвала его Нина Георгиевна.
Из соседней комнаты вышла инспектор Бородавкина с папкой личных дел. Подойдя вплотную к подростку, она властно скомандовала:
— Встань! И сейчас же говори правду: откуда у тебя деньги?!
Подросток шмыгнул носом и, глядя исподлобья, тихо произнес:
— Это мои деньги.
— Совсем забрехался, — Нина Георгиевна нервно бросила ручку и откинулась на спинку стула, пристально вглядываясь в лицо Уланова.
— Станислав Андреевич! — вдруг крикнула она.
В дверях появился долговязый парень в очках, держа в руках связку ключей.
— Закрой его в «дисциплинарку». Посидит, поумнеет, — приказала Нина Георгиевна.
— Ты ему там дурь выбей, — напутствовала Бородавкина.
Станислав Андреевич взял подростка за плечо и вытолкнул из комнаты.
Влад поднял телефонную трубку и стал нервно набирать номер.
— Скажите, когда летит самолет на Тулу?
Дождавшись ответа, Влад положил трубку и повернулся к вошедшему в кабинет мужчине в белом халате с закатанными по локоть рукавами.
— Влад Алексеевич, почему вы ночных не постригли? — спросил врач.
— А я не обязан их стричь, я не доктор.
— Что, приказ начальника вам не указ? — с издевкой спросил он.
— Для меня важен приказ министра, — отрезал Влад и побарабанил пальцами по краю стола.
— Ну, ты умник, Владин.
— Какой есть.
— Крутчин! — позвал врач и в кабинет ввалился старший сержант.
— Ночного стричь!
Крутчин пошел в душевую, на ходу поднял с банкетки Уланова и усадил его на стул.
— Бери таз! — скомандовал он.
Увидев машинку, подросток отшатнулся и сорвался с места.
— Куда! Сядь! — Крутчин отложил машинку, шагнул к пацану, заломил ему руки за спину и крикнул: — Стас!
Появился дежурный в гражданке.
— Подержи сучонка! — попросил Крутчин.
Дежурный помог ему усадить паренька на стул. На шум появился врач, быстро оглядел комнату и остановил свой взгляд на подростке.
— Доктор, скажите, у меня же чистая голова, — плаксиво протянул Уланов.
— Я с тобой, ублюдок, еще буду разговаривать. Давайте стригите! — резко произнес врач и вышел из душевой.
Крутчин включил машинку, и волосы посыпались в таз. По щекам пацана покатились слезы.
— Влад, ты идешь домой? — спросил Андрей, остановившись в дверях и подперев плечом косяк.
Влад накинул куртку, и они вышли на улицу.
— Бля... не пойму я, ну зачем травить пацанов? Они ведь вообще обозлятся, сделаются зверенышами. — Влад ударил кулаком по раскрытой ладони.
— Брось ты, что ты можешь сделать? Это до нас было и после нас так будет продолжаться. И не советую тебе ввязываться в это гнилье, можешь вылететь из органов. У Бычары с прокуратурой все повязано, вась-вась, — вздохнув, произнес Андрей, — это одна шайка-лейка.
— Да ты пойми, я себя просто самым обыкновенным подонком чувствую. Умом я понимаю, что они преступники, а сердце этого не принимает. Я, может быть, готов двадцать пять лет в милиции пахать, но в этом гадюшнике... Я чувствую, как меня с каждым днем отравляют. И этот яд с годами накапливается. Его становится все больше и больше. Он отравляет душу. Из меня хотят сделать мента! А я не хочу, пойми меня, не хочу я становиться мразью. Знаешь, что мне Алеха Шорох сказал? Милиция делится на две категории: на ментов и милиционеров. Ментов, говорит, куда ни плюнешь — попадешь, а милиционеров — раз-два и обчелся. Кто мы с тобой, Андрей, в таком случае?
Читать дальше