Владимир Баранов - Беседы с собой

Мне скажут: где взять цемент на это дело? Есть ответ: мы живем в стране заборов, давайте перестанем строить железобетонные заборы — и хватит на дороги и жилье.

Оглянешься вокруг себя в Москве — кругом одни заборы, а что за ними прячется, все знают, это не секрет: разбитые машины, хлам, какой-то мусор, вся земля залита машинным маслом и бензином, какое только непотребство есть на белом свете, все здесь нашло свое законное место. И в завершение этой картины: мужики в нестираной три года робе, сидя на корточках и разложив газету прямо на земле, лихо разливают на троих бутылку водки.

За заборами мы скрываем свое убожество.

Мне возразят: охрана нужна, секреты и так далее. Мы всем народом убедились, что ни охрана, ни заборы не помогают, они нужны для камуфляжа, чтобы наши начальники выглядели посолидней, а танки, пулеметы, автоматы проходят сквозь заборы, как будто их и нет, как Файкина коза в мой огород.

Пока не будет в России дорог и жилья для крестьян, она останется нищей и босой, а это опасно для всего человечества, ибо мы все и здесь, и там сидим на одной пороховой бочке, может быть, сытые граждане в других странах этого не понимают, но это так и есть.

Я гляжу в окно и вижу, как тетя Шура, отмахиваясь от слепней и комаров, машет косой, а это означает, что нынче мы будем сыты и кое-как перебьемся. Я вчера к ней заходил, счастливая старуха и довольная, вся светится добром. В чем дело, спрашиваю.

— Я, Вовунчик, купила гроб, — говорит она, — полпенсии отвалила, но зато теперь спокойна. Не страшно тебе, Коль, остаться одному?

А вдруг и правда, не приведи Господь, она помрет, что тогда? И мысленно я говорю всем господам, которые и здесь, и за пределами России: надо что-то делать, пока она жива, иначе будет поздно…

Вечером, в самый канун отъезда из Москвы, позвонил мне тот самый приятель, у которого “телка” живет в моем районе, разговорились, то да се.

— И где же ваш хваленый Бог, куда он смотрит? — спросил он. Я не нашелся сразу, как ему ответить.

Вопрос, действительно, не простой.

Я и сам раньше думал, что миром правит Зло, что именно оно является движущей силой истории, оно как бы причина, а Добро есть следствие Зла, защитная реакция общественного организма.

И, правда, почему Бог, если он есть, молчаливо взирает на это безобразие? Так ставит вопрос обыватель, неверующий человек, и в этом есть своя логика.

Что на это ответить?

Бог — не правительство, не народ, и не милиция, чтобы с дубинкою в руках гоняться за всяким негодяем и наводить порядок в нашем бардаке.

Бог дал нам законы, по которым мы должны жить, если хотим, чтобы мы всем человечеством выжили, и главную заповедь: не делай другому зла, иначе оно вернется к тебе…

Я говорю это так, как я сегодня понимаю Тору.

А мы убиваем, крадем, залезаем в чужую кровать, родителей своих не почитаем, а просто их сдаем в дом-тюрьму для престарелых, завидуем друг другу и главное: врем, врем и врем на каждом шагу.

И при этом жалуемся, что все плохо, миром правит Зло, и опять же Бог не досмотрел, не покарал вовремя, не предупредил беды, а, видимо, мог бы, коли захотел.

А почему Он, собственно, должен “хотеть” этим заниматься? Это не Его вопрос, а дело нашей жизни. Чем человечество будет заниматься, если ему все устроят в идеальном виде?

В нашей “Кабале” есть прекрасная мысль: как глядеть в глаза человеку, который даст тебе все, что ты хочешь и не хочешь? Любое твое желание будет тут же исполнено, он одного только не может: избавить тебя от своих благодеяний.

Стыдно глядеть в эти добрые глаза, но это касается только тех, у кого есть совесть. Но говорить о Боге и о вере, не имея совести, просто неприлично, поэтому круг очерчен здесь довольно четко, и посторонним это неинтересно, их вежливо просят удалиться.

Язык не поворачивается осуждать человека, но со своим приятелем на эти темы я дискутировать не в состоянии, есть вещи, которые нельзя обсуждать на кухонном диалекте. Оставим его вопрос без ответа…

Тевье-молочнику, как известно, в полном соответствии с законом о товарно-денежных отношениях платили деньги за выпитое у него молоко.

А директору совхоза Игорю Александровичу не платят, сколько он ни бьется. Год назад этот молодой тридцатилетний учитель физкультуры из местной сельской школы взялся за развалюху, ибо люди попросили, больше некому было: он тут в селе самый серьезный, самый трезвый, самый добросовестный и уважаемый мужчина.