Евгений Даниленко: Ангелочек

Будущее представлялось малышке все более смутно. Хотя сердце ее частенько раскачивалось на прежних старинных качелях, мысленные прогулки по французистому дворцу стали куда реже.

* * *

Однажды в августе малышка ждала Нину под часами на площади Маркса. Вступал в права вечер, наполненный запахом выхлопов и перегретого асфальта. Отблески солнца, вырываясь из-за проезжающих машин, сверкали, как сабли…

Малышка достала из сумочки аккуратно завернутые в носовой платочек очки — итальянские, купленные в “Березке” после случая с Алтуховым. Надев их, нетерпеливо огляделась.

Нина запаздывала…

От кинотеатра “Художественный” сюда нужно было добираться троллейбусом. Посреди усталых, раздраженных, везущих большие, не очень чистые сумки людей малышка проехала несколько остановок. Сидящая рядом с ней пенсионерка, как все они, с распухшими ногами и морщинистым лицом, адресуясь к пожилому мужчине, державшему под мышкой автомобильный насос, почти кричала:

— Дед-то мой — помер! Кабы не помер, легче было бы! Помогал бы талоны получать… Я думала, что раньше его, прости господи, окочурюсь! Он же моложе меня на пять лет был! Ан нет, вперед вырвался. Такой характер. Минуты на месте не посидит… Он железнодорожником у меня был! Железнодорожники — быстро изнашиваются. По трое суток, бывало, с паровоза не слазил… А на пенсии пошел на склад, мешки трясти! Хотел денег заработать и перед смертью еще свиней подержать! Однако то ли пыли мучной на складах наглотался, то ли еще что — помер. От рака легкого… В три месяца не стало! Помер — тоньше спички. А был-то богатырь, куда-а!

Малышку чрезвычайно раздражал этот рассказ. К тому же перейти на другое место в переполненном троллейбусе не представлялось возможным. И она была вынуждена до конца поездки выслушивать подробности из жизни богатыря-железнодорожника, одержимого мечтой о свиноводстве.

Намедни малышка очередной раз возвратилась из своего роскошного захолустья. Почти никого из одноклассников не наблюдалось, разъехались. Осталось лишь несколько человек, крестьянствовали, обзаведясь семьями, хозяйством.

Малышка (открытое платье, туфли на шпильках, нечаянно обнаруженные в материном шифоньере в голубоватой коробке с надписью “Пьер Карден”) продефилировала по центру села.

Гуси в луже загоготали, когда она проходила неподалеку. Обгоревшие на солнце пацаны, проносясь мимо малышки на великах, поочередно поворачивали головы, дивясь нарядной незнакомой даме. Да старичье, ковыряясь по хозяйству, распрямляло при виде яркой прохожей согбенные спины, гадая: кто такая, чьих?

С подругой детства малышка посетила киношку. На позднем сеансе, кроме них, присутствовала одна зеленая молодежь. Юные кубанцы шушукались, разглядывая приезжую, лицо которой (покрытое тем самым тон-кремом, который использовался в боевых действиях против Владимира) в вечернем освещении представлялось фантастически прекрасной маской.

Демонстрировался “Человек на коленях” с Джулиано Джема. Малышка впервые видела этого исполнителя. Сам фильм ей не то чтобы не понравился, а прошел мимо ее сознания. Она ничего не слышала о мафии, коллизии “Человека” показались ей запутанными. Но Джулиано Джема с этими волевыми складочками в уголках губ…

После сеанса малышка пришла домой, была задумчива. Села за стол, съела приготовленный матерью салат, жареную курицу, компот из абрикосов. Потом взяла ручку, тетрадь в клеточку, лежавшие на комоде между гипсовым лебедем и вазой с бумажным цветком. Вывела в тетрадке: “Джулиано… Джулиано Джема…” — и для чего-то поставила свою подпись.

* * *

Прикатили киевляне. Сестра, конечно, полезла в шифоньер, вытащила туфли. От ее глаз не укрылось, что кто-то в них воровски щеголял… Кто? Мать? Или, может быть, престарелая бабушка, хватив лишку, притопала в их дом из своей расположенной по соседству усадьбы и, напевая любимую “Запрягайте, хлопцы, коней!”, втискивала то, что имелось у нее вместо стоп, в изысканность, образованную пергаментной кожей и строгой фантазией седого стройного человека, проживающего в Париже и не дующего в ус?

Выпустив пар, сестры помирились. К тому же на сцену выступили подарки: чехословацкий джемпер, самый модный, польская губная помада любимого малышкиного ярко-алого цвета и японский складной зонт.

Лодочки, из-за которых разгорелся весь сыр-бор, офицерша, вопреки тайным ожиданиям малышки, ей не подарила. Она оставила их себе и, кое-как поместив в них свои становящиеся с каждым годом все более полненькими ноги, устремилась с мужем и дочерью к морю. Прихватив с собой, впрочем, малышку.