Евгений Даниленко - Ангелочек

* * *

В канун Нового года она получила традиционный родительский перевод. Гера встретил малышку на остановке. Забрал пластиковый, с грубым портретом Аллы Пугачевой пакет, в котором были тортик и шампанское. Пройдя мимо освещенных фонарями сугробов, пара вошла в подъезд “хрущевки”, где на лестничных ступеньках валялась пушистая еловая ветвь. Переступив через нее, молодые люди поднялись на пятый этаж. С криком: “Ой! Я еще не готова…” — из прихожей в ванную метнулась хозяйка. Гера помог малышке раздеться. Стащил с себя пальто. Скинул шапку. Размотал длинный вязаный шарф. Снял ботинки (аккуратно залатанные, начищенные до блеска). И, чтобы не мешать гостье перед зеркалом приводить в порядок перышки, взял “аллу пугачеву” и удалился на кухню.

Когда часы Спасской башни на экране телевизора пробили двенадцать раз и из-за стен, потолка, из-под пола послышались ликующие крики, малышке предложено было заглянуть за стоявшую в углу гостиной пихту.

Обнаружив под ней те самые сапоги, малышка запищала, захлопала в ладоши. Затем бросилась на шею Гериной маме и, чуть помедлив, чмокнула в щеку Геру… (Забегая вперед, заметим, что это был первый и последний малышкин поцелуй в его жизни.) Смутилась, закрыла лицо руками. Но тут же ахнула, рассмеялась — да как звонко! И приступила к примерке.

Рассчитанные на более худосочные австрийские, кубанским подъему и икрам сапожки оказались нестерпимо тесны. Пытаясь застегнуть “молнию”, малышка даже всплакнула от досады. Но Герина мама поспешила уверить, что замша — материал чрезвычайно пластичный! Не пройдет нескольких дней, как сапожки разносятся и будут в самую пору. Затем мама принялась нахваливать малышкин, в самом деле, самый высокий, который только можно себе представить, подъем, сильную стройную щиколотку. И гостья опять расцвела.

* * *

Однажды летом молодые люди совершали велосипедную прогулку по загородному шоссе. Заметив в стороне рощу, спетлили к ней. Малышка отошла в кустики. Гера принялся возиться с сиденьем ее велосипеда, оказавшегося поднятым несколько высоко. Когда высота была наконец отрегулирована, вернулась малышка, принеся охапку желтых одуванчиков. Усевшись на мураве, занялась плетением.

Прилетела ворона, опустилась на березу, любуясь колесными спицами. Каркнула, хлопнула крыльями и исчезла.

Ветер переменил направление, сделался слышен гул автомобилей.

Лежа на боку, Гера покусывал травинку. Какой-то весь очень чистый. Словно промытый изнутри струями рек, по которым сплавлялся… Герина любовь растопырила испачканные одуванчиками пальцы и, с очаровательной гримаской, спихнула цветы с коленей.

Отдохнув, велосипедисты направились к окутанной дымкой дороге. Недоплетенный венок остался в примятой траве.

* * *

Светлана Пална позвонила, сообщив, что есть сюрприз. Лиза Солдатова, методист из кинотеатра “Художественный”, погорела на устройстве сеанса по просмотру порнофильма и находится под судом. Так что ее место вакантно…

Светлана Пална представила малышку худощавой, мрачноватого вида женщине в длинной вязаной кофте — директору прославленного кинотеатра.

“Художественный” располагался в нижних двух этажах здания бывшей купеческой гостиницы. И, перед последним сеансом, в фойе с Венерой, выходящей из позолоченного рогоза, оглушительно играл духовой оркестр.

Раиса Григорьевна, так звали директора, отнеслась к малышке как к родной! Делала ей прилюдно выволочки за опоздания на работу и слишком яркую губную помаду. С тем же постоянством выписывала премии. А в обеденный перерыв зазывала к себе в кабинет и кормила до отвала разогретым на плитке домашним обедом.

Случалось, напотчевав подчиненную, Раиса Григорьевна тотчас после этого устраивала ей такой разнос (например, за действительно без души сочиненное вступительное слово к премьере фильма М. Антониони “Профессия — репортер”), что малышке казалось: еще немного — и директорская рука, жестикулирующая в воздухе, врежет ей по уху.

Страстная женщина была Раиса Григорьевна. Хладнокровное существование было невыносимо ей. Стоустая молва утверждала, что первый и последний муж директора, жизнерадостный преподаватель биологии, коллекционер бабочек, прожив с Раисой десять лет, потерял все волосы, сменил размер обуви с сорок третьего на тридцать седьмой и, покинув ненаглядную свою коллекцию на произвол судьбы, бежал от женушки как из горящего леса! По смутным сведениям, беглец смог остановиться, лишь достигнув края земли, где в городе под названьем Находка его успела поймать за полу пиджака одна тамошняя морячка…