Энтони Бёрджес - Враг под покрывалом

– Взгляните, мистер Краббе, и решите, это доказательство или нет. И не только это. Есть и другие издания с вашими сочинениями на ту же тему.

– Все это было очень-очень давно, мистер Джаганатан.

– Кажется, не так уж давно. В том году, когда я впервые стал учителем в колледже хаджи Али. Посмотрите как следует, мистер Краббе.

Краббе посмотрел как следует. Снова екнуло сердце, когда он открыл статью под названием «Стравинский и традиция». И фамилия автора… Он задохнулся, почувствовал слабость.

– Видите, мистер Краббе. Вы сделали очень, очень глупую вещь.

А вот стихи Хардмана, совсем плохие стихи. Краббе увидел расплывавшиеся печатные строчки, только взяв себя в руки и сосредоточившись.

А вот статья Виктора Краббе, высокомерная, невежественная, желторотая:

«Практики часто пренебрегают принципом детерминизма, заимствованным Марксом у Гегеля. Классовая борьба неизбежна, неискоренима в диалектическом процессе, и революция, как бы она ни медлила, тем не менее наступит…»

– А вот здесь, мистер Краббе, вы рассуждаете о коммунистической революции на Востоке. Утверждаете, будто это следующая важнейшая арена с самым низким в мире уровнем жизни. А еще говорите…

– Это было очень давно, – тихо сказал Краббе. Вытащил носовой платок, промокнул левый глаз. – Давным-давно.

– Вижу, вас стыд одолел, мистер Краббе. И поэтому не желаю быть слишком жестоким. Вам надо лишь сделать, что я говорю.

– Вы почти ничего не понимаете, – сказал Краббе. – Тот мир умер. Я другой. Мы все тогда в это верили. Это был наш новый миф, наша новая надежда. Очень глупо.

– Очень глупо. И вы теперь начинаете видеть последствия своей глупости.

И она, темноволосая, в синем джемпере, время от времени вставляла слово в дискуссию. Однажды проигрывала в ячейке пластинки Мосолова и Шостаковича.

– О боже, – крикнул Краббе, – это было искренне, прекрасно, молодо. Нам тогда это казалось правильным. Мы хотели сделать мир лучше. Искренне думали, будто любим человечество. Может, так оно и было. О, мы поняли, что поклоняемся ложному богу, но тогда это считалось единственной религией для мало-мальски чуткого интеллигентного человека. Статьи мои, я их ничуть не стыжусь. Я от них не отказываюсь. Они были искренними на той стадии моего развития. Но теперь ничего не говорят обо мне.

– Говорите, не отказываетесь от них, мистер Краббе?

– Джаганатан, вы чертов дурак. Я оказал бы очень дурную услугу Малайе, если б ушел, а вас оставил.

– Будьте добры не называть меня чертовым дураком в моем собственное доме, мистер Краббе. – Джаганатан встряхнулся. – Кто вы такой, чтоб говорить о моей непригодности к месту директора школы? Я руководил этой школой, когда вы писали вредные статьи о необходимости на Востоке коммунистических банд. Я руководил этой школой, когда вы были просто глупым юным солдатиком.

– Учителя были вами довольны, мистер Джаганатан?

– Они мной были довольны, мистер Краббе. Знали, что я эффективно работаю, и часто говорили об этом.

– Японцы эффективную работу ценили, не так ли? Плохо, Джаганатан, что вам никогда не понять наших настроений в то время. Мы стояли на линии огня, с любым готовые сражаться. Вряд ли последовали бы вашему примеру. Может, я ошибаюсь, но вряд ли. И теперь, если верх возьмут коммунисты, вы поступите точно так же. Все, что угодно, за чуточку личной власти. Меня от вас тошнит.

– Мистер Краббе, я не потерплю таких слов в своем доме. Уходите сейчас же.

– О, ухожу. Только, если хотите драться, Джаганатан, пожалуйста, черт побери. Я тоже драться умею.

– Я не стану драться. Исполню свой долг. Размножу вот эти статьи, раздам штатным сотрудникам. Увидят, кто вы такой, и больше не станут сотрудничать с вами. И родителей соберу, они тоже узнают. Отныне у вас будут одни проблемы, Краббе, ничего, кроме проблем.

Краббе поднял брови. Джаганатан впервые обратился к нему без непременного титула «мистер». И усмехнулся.

– Позвольте напомнить, что вы разговариваете с директором, мистер Джаганатан.

– Недолго им останетесь.

– Достаточно долго, мистер Джаганатан. – Краббе осторожно пробрался между вертевшимися детьми к дверям. Пес снова на него огрызнулся. Он на сей раз огрызнулся в ответ. Ошеломленная собака спряталась в ящике из-под сахара, служившем конурой. Черный ребенок таращил глаза и сосал палец.