Мюриэл Спарк - Избранное - Романы. Повесть. Рассказы

Мне не хотелось огорчать Дотти, а то бы я высказала ей свое убеждение — полная откровенность не из тех достоинств, что красят искусство. Она же с грустью добавила, что никто никогда не бывает полностью откровенным, одна лишь видимость. Я согласилась, и это ее встревожило.

Как бы там ни было, мне надоело слышать имя сэра Квентина и бряцание арф перед его престолом.

Я рассказала ей о посещении Мэйзи. Я рассказала ей о завтраке с Эриком Финдли. Немного погодя до меня дошло, что Дотти непривычно молчалива. Тем не менее я продолжала. Я добавила одну подробность — она соответствовала истине: когда в клубе Эрика Финдли мы сидели с ним бок о бок на низком диванчике, он так забросил ногу на ногу, что подошвой чуть ли не залезал мне в лицо; в этом, сказала я, было неосознанное желание по меньшей мере меня оскорбить. Я сообщила Дотти, что «Оправдание» Ньюмена, думается, не следовало рекомендовать членам «Общества», поскольку оно — случай особый, а именно — написано Ньюменом в защиту самого себя от обвинения в неискренности со стороны Чарлза Кингсли; наши автобиографы, сказала я, равняясь на «Оправдание», начинают впадать в паранойю. «Жизнь Бенвенуто Челлини», сказала я, куда лучший образец для подражания: тут ясность мысли и полнота жизни. Нормальное ко всему отношение, сказала я. А Дотти все вязала.

Она все вязала. Шарф из красной шерсти. Быстро завершая ряд, она скова и снова переворачивала вязанье. Я сообщила ей, что сэр Квентин чем дальше, чем больше совпадает с моим Уоррендером Ловитом; невероятно, но я могла бы его выдумать, и не одного его, a всех их, всю честную компанию. Эдвина, сказала я, — единственный человек из плоти и крови на всю эту коллекцию. Тут Дотти на секунду перестала вязать и поглядела на меня. Ничего не сказала и снова вернулась к вязанию.

А я неслась закусив удила, ни разу так и не вызвав у нее ответного слова. В тот момент ее молчание, казалось, не имело значения: я даже чувствовала, что произвожу на нее сильное впечатление. Я заявила ей, что, по моему мнению, у всей кодлы автобиографов, к радости сэра Квентина, начинают сдавать нервы, и в заключение повторила то, что отец Эгберт Дилени шепнул мне на одном из собраний, — уничижительную фразочку о «титьках миссис Уилкс», а это, сообщила я Дотти, было более оскорбительным для меня, чем для миссис Уилкс. С вульгарностью я бы еще смирилась, объяснила я, исходи она от Солли Мендельсона или от Бенвенуто Челлини, попади он к нам из своего шестнадцатого века, — от нормальных крепких мужчин. Но я не собиралась позволять этому расслабленному святоше и defroque [53] Расстрига (франц.). тешить чувственность, оскорбляя мой слух.

— Уже поздно, — заметила Дотти. Она спрятала вязанье в свою ужасную черную сумку, попрощалась и ушла.

После ее ухода меня осенило, и я совсем по-новому истолковала ее молчание. Дав ей время добраться до дому, я позвонила:

— Что-нибудь случилось, Дотти?

— Послушай, — ответила она, — мне кажется, у тебя расшалились нервы. Ты бредишь. С нами все в порядке. У нас совершенно нормальная группа. А вот с тобой, по-моему, что-то не так. Берил Тимс — впрочем, пусть ее говорит сама за себя. Твой «Уоррендер Ловит» — насквозь больная книга. Тео и Одри Клермонты тоже считают ее больной, она жуть как их растревожила, пока они правили гранки. Лесли говорит, что это бред.

Я сумела взять себя в руки и подыскать достаточно суровую отповедь, уместную для данного случая; нападки на «Уоррендера Ловита» меня по-настоящему разозлили, на прочее мне было плевать.

— Если Лесли хоть как-то считается с твоими суждениями о его романе, — процедила я спокойно, подавив рвавшуюся наружу истерику, — ты могла бы уговорить его отказаться от ужасной фразы, которую он сует на каждом шагу, — «Что касается…» В его рецензиях она так и мелькает.

Я услышала, как Дотти заплакала. Я намеревалась выложить ей кое-что еще про прозу Лесли с ее чудовищными повторами. Он добирался до сути не иначе, как безнадежно похерив ее в паутине многосложных слов и многослойных образов.

Она заявила:

— Ты этого не говорила, когда спала с ним.

— Я спала с ним, а не с его стилем.

— Я считаю, — сказала Дотти, — что в нашем мире тебе не место.

Так завершилась очередная из миллиона, как мне казалось, моих ссор с Дотти.

— Флёр, — процедила леди Бернис «Гвардеец» Гилберт со свойственной ей хрипотцой в голосе, — не обнесете ли гостей бутербродами? Могли бы и в прихожей помочь — у моей малышки-горничной всего две руки. Проверьте, не нужно ли кому налить…