Мюриэл Спарк - Избранное - Романы. Повесть. Рассказы

Требовалось установить, что интимная близость имела место. Но не на обычной кровати. Подобное предположение сгодилось бы лишь для оживления уроков рукоделия, а мисс Броди заслуживала более возвышенного отношения. Они поместили ее на величественном, формой напоминающем льва, Троне Артура [28] Холм близ Эдинбурга. , где крышей ей служило небо, а ложем — папоротник. Внизу перед ее взором расстилался обширный парк, а наверху сверкали грозовые молнии и гремел гром. Там-то и нашел ее застенчивый и улыбчивый Гордон Лоутер, маленький мужчина с длинным туловищем, короткими ногами, золотистой шевелюрой и такими же усами.

— Он взял ее, — сказала Дженни, когда они впервые обсуждали эту сцену.

— Взял ее… Нет, нехорошо. Она отдалась ему.

— Она отдалась ему, — сказала Дженни, — хотя охотно отдалась бы другому.

Последнее письмо из этой серии, сочиненное в середине семестра, выглядело так:

«Мой, и только мой, восхитительный Гордон!

Твое письмо, как ты можешь себе представить, глубоко меня растрогало. Но, увы, я должна раз и навсегда отказаться от предложения стать миссис Лоутер. Причина этого двойственна. Я предана моим девочкам, как мадам Павлова — искусству, и в моей жизни есть другой, чья взаимная любовь ко мне не знает границ Времени и Пространства. Это Тедди Ллойд! Интимная близость с ним никогда не имела места. Он женат на другой. Однажды в кабинете рисования мы растаяли в объятиях друг друга и познали истину. Но я горжусь, что отдалась тебе, когда ты пришел и взял меня на папоротнике Трона Артура в то время, как вокруг ревела буря. Если я окажусь в положении, я отдам дитя на попечение доброго пастуха и его жены, и мы сможем обсудить это спокойно, как платонические знакомые. Я могу время от времени снова позволять себе легкомысленные поступки, как отдушину, потому что я в расцвете лет. Мы также сможем провести еще немало веселых дней, катаясь по морю на рыбацкой лодке.

Мне бы хотелось сообщить тебе, что твоя экономка смущает мою душу, как Джон Нокс. Боюсь, что она довольно ограниченная особа, судя по ее невежеству в вопросах культуры и итальянской живописи. Прошу тебя, скажи ей, чтобы она не говорила мне „вы знаете, как пройти наверх“, когда я прихожу в твой дом в Крэмонде. Ей следует провожать меня по лестнице до твоей комнаты. Ноги у нее прекрасно гнутся. Она только делает вид.

Я люблю слушать, как ты поешь „Эй, Джонни Коуп“. Но, получи я завтра предложение от лорда-герольда Шотландии, я бы отклонила его.

Разреши мне в заключение горячо поздравить тебя с твоей половой жизнью, а также с успехами в пении.

С безмерной радостью

Джин Броди».

Дописав это письмо, они прочли всю сочиненную ими переписку от начала до конца. Они не могли решить, что лучше: бросить компрометирующие документы в море или закопать их. Как им было известно, закинуть что-то с берега в море на деле труднее, чем на словах. Сэнди нашла в глубине пещеры прикрытую камнем сырую ямку, и они запихнули туда тетрадку с любовной перепиской мисс Джин Броди и никогда больше ее не видели. По пружинящему торфу они пешком отправились обратно в Крейл, полные новых планов и безмерной радости.

— Пороха в этой банке мне хватит, чтобы взорвать всю нашу школу, — ровным голосом сказала мисс Локхарт.

Она стояла в белом халате за лабораторным столом, поглаживая стеклянную банку, на три четверти заполненную темно-серым порошком. В классе, как она и ожидала, воцарилась мертвая тишина. Мисс Локхарт всегда начинала первый урок именно этими словами и показом банки с порохом. Первый урок, по существу, был не уроком, а демонстрацией наиболее эффектных атрибутов кабинета естествознания. Все глаза были прикованы к банке с порохом. Мисс Локхарт подняла ее со стола и осторожно поставила в застекленный шкаф рядом с такими же банками, полными разноцветных кристаллов и порошков.

— Это бунзеновские горелки, это пробирка, это пипетка, вон там — реторта… тигель…

Так она создавала вокруг себя ореол служительницы таинственного культа. Она была ну просто самой интересной учительницей в средней школе. Правда, все учителя в старших классах были самыми интересными. Началась совсем новая жизнь, можно было подумать, что они учатся вообще в другой школе. Здесь не было тощих учительниц вроде мисс Скелетт, многочисленных дам, которые, гордо проплывая по коридору мимо мисс Броди, с роковой улыбкой говорили: «Доброе утро, дорогая». Учителя здесь на первый взгляд не интересовались чужой жизнью и думали только о своем предмете, будь то математика, латынь или естествознание. К новым ученицам они относились не как к живым людям, а как к удобным алгебраическим символам, и воспитанниц мисс Броди это вначале приободрило. Первую неделю они были в восторге от учебной программы, от пленяющих удивительной новизной предметов и от бегания из класса в класс по новому расписанию. Их жизнь теперь была полна впечатлений от незнакомых очертаний и звуков, отделенных волшебной палочкой от обыденной жизни: величественных геометрических фигур — окружностей и треугольников, страниц с греческими непонятностями и диковинных шипящих и брызжущих звуков, которые произносила учительница греческого: «Псст… псуцх…»