Роберт Ирвин - Плоть молитвенных подушек

— Нет, это ты должна мне угодить. Я — твой султан, — продолжал настаивать Орхан.

— Как раз наоборот. Иначе я буду несчастна и сделаю несчастным тебя. Подчиняться наложнице — не позор для султана, если он ее вожделеет, ибо такова особенность возвышенной любви. Во всяком случае, я вижу, что уже тебе угождаю. — Она указала на выпуклость у него между ног. — Что это там у тебя? Он очень большой, правда? Быть может, он такой большой потому, что я ему нравлюсь?

Орхан кивнул.

— Я довольна тем, что нравлюсь ему. А всему остальному я тоже нравлюсь?

Он кивнул. Хотя ее наивные вопросы вызывали у него почти невыносимое раздражение, запах Анадиль, вкрадчивый и горький, околдовывал его и заставлял подчиняться, так что она могла бы заполучить все, чего желала, сумей он только заполучить ее.

— Ну, тогда улыбнись… и тебе придется научиться правильно говорить, а не просто качать головой. Думаю, придется научить тебя, как следует разговаривать с наложницей. Ты так невинен — право же, совсем еще мальчик! Но бояться меня не надо. Ты должен просто сказать, что я привлекательна и какие части моего тела тебя особенно привлекают.

— Ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.

Со стороны Орхана это не было большой уступкой. Разглядывая Анадиль, он был поражен болезненным цветом ее лица и уязвимостью нежных рук. Кончилась бы только игра в вопросы и ответы, и тогда он сумел бы овладеть всеми мягкими, пленительными изгибами этого прелестного создания. Хотя Анадиль не велела ему бояться, он все еще чувствовал нечто пугающее в сверхъестественном качестве ее красоты, которая была сродни источнику страха. Анадиль казалась ему пришельцем из другого мира.

— Ну что ж, для начала неплохо. А теперь, если ты уберешь с меня свои руки, я для тебя разденусь.

Отойдя от кровати, Анадиль остановилась, дабы сбросить на мраморное возвышение каскады золота, серебра и меди, а за ними — желтое платье. Через считанные мгновения она уже стояла перед Орханом нагая. Потом она повернулась спиной и, глядя через плечо, сказала:

— В Гареме мы, девушки, любим перед сном почитать.

Анадиль подошла к пюпитру и вернулась к кровати с книгой. Присев рядом с Орханом, она раскрыла книгу у себя между бедрами.

— Она называется «Душистое поле боя, или Вопросы, заданные смуглой девушке белым султаном», — сказала Анадиль, с трудом разобрав по буквам слова.

Она принялась перелистывать страницы. Книга была иллюстрирована. Они стали вместе разглядывать мелкие изображения женщин, окруженных рвами и крепостными валами, мужчин, идущих на приступ с таранами и длинными, снабженными крючками орудиями, и ярко раскрашенных облаков дыма, плывущих над полями, усеянными цветами и трупами. В шатких с виду замках мужчины и женщины встречались друг с другом в рукопашном бою. Имелись в книге и сложные планы золотого и черного цветов с указывающими направление стрелками и схематичными флажками. На последней странице был изображен мужчина, сплошь золотого цвета. Перед ним стояла на коленях одна женщина, уткнувшаяся лицом ему в пах, из-за его плеча, стоя у него за спиной, выглядывала другая, а сам он свирепо скалил зубы — серебристый блик на золотистом лице. Дойдя до этой картинки, Анадиль принялась торопливо листать страницы в обратном направлении.

— Вот, — сказала Анадиль, тяжело привалившись к Орхану, — «Глава о необходимости хороших умственных способностей», а это — «Раздел о том, как именовать части тела».

Одна рука перемещалась по странице, отмечая место, где читала Анадиль. Другой рукой она поглаживала свои груди.

— Как они называются?

— Это груди, — ответил Орхан, не сумев скрыть раздражения в голосе.

К его удивлению, Анадиль дала ему несильную пощечину.

— Так их называют только простолюдины. Это мои луны. Таков язык любви и поэзии. Смотри, в книге так и сказано. Ты должен практиковаться. Скажи: «Я люблю твои полные луны».

И она принесла их в жертву поцелуям.

К тому времени, поскольку Анадиль уже сунула руку ему под халат и шарила у него между ног, у Орхана не оставалось сил для отказа. Хотя он и считал ее забавы нелепыми, еще пару минут ее можно было побаловать. Он готов был ползать по льду, лаять и служить, как пес, лишь бы только она даровала ему то, чего он страстно желал. Ее мягкие груди увенчаны были нежными сосками.

— Я люблю твои полные луны, — покорно повторил он и поцеловал их.

— А что это у тебя между ног?

— Мой член.