— Что же ты сделала? — спросил Саша.
Анфиса отвернулась, а Саша подошел к окну.
— Я написал тебе стихотворение. Хочешь, прочту?
Тишина.
— Я смотрю в окно. Я ненавижу свою жизнь. Черно-белые танцы танцует моя душа. Ровно через двадцать два с половиной года я пошлю свои мечты в жопу. И променяю их на пиво и футбол. А ржавый шар солнца, так и будет взлетать в небо. Мне уже давно ничего не жаль. И опять за окном все одно и то же. Море нежно лижет пальцы моих ног. Хоть один бы день прожить без звонков телефона. Без назойливых мух. Без великих идей. Ты придешь за мной, господи, скоро. Я кричу: «Погоди! Постой! Дай мне день на сборы. Мы успеем на поезд. Разреши мне съесть кусочек конфеты». Но нет. Ты молчишь. Может там, на том свете, я найду хоть немного покоя. На твоем окне остаются кровавые розы. Это плачет небо. Теплый голос тонет в тишине холодного утра. Посмотри на деревья. Их засохшие руки родили меня в темноте из любви и разлуки. А бездарные рифмы ничего не стоят. Смысла в них все равно нет. Все слова умрут очень скоро. Поломают суставы истоптанных ног. Может ты, через двадцать с половиной года будешь внутри себя искать хоть намек, на то, что любила мою наглую рожу. Ждала мой телефонный звонок. Я писал свои книги, для того, чтобы ты их читала. Не успел написать я и слова. Ты без слов все поняла. Через двадцать два с половиной года ты придешь ко мне на могилу. Скажешь детям: «Здесь спит писатель, не написавший ни слова. Но я все равно его очень любила.»
— Прости, — прошептала Анфиса.
Повернувшись, Саша увидел, что она плачет.
— Тебе надо поспать, — заботливо сказал Саша.
Он поправил одеяло, поцеловал Анфису в лоб, и вышел из комнаты.
Как только дверь за ним закрылась, комната начала сужаться. Анфисе захотелось закричать, но голос, как тогда в клубе, парализовало. Ей оставалось только лежать и наблюдать за происходящим.
Потолок начал вытягиваться. Нечто овальное приближалось к ней. Он стало приобретать человеческие черты. Появились пустые черные глазницы. Прямой нос. Волевой подбородок. Губы.
У Анфисы текли слезы. Голова заговорила:
— Ты боишься?
Анфиса закивала головой.
— Чего ты боишься? Меня? Меня не надо бояться. Я люблю тебя.
Голова вытянулась сильнее, и своими губами прикоснулась к губам Анфисы. Ее рот самопроизвольно разжался, и она дала себя целовать. Голова умела целоваться.
— Конечно я умею целоваться, — на секунду оторвавшись от губ Анфисы, произнесла голова. — За много лет моего существования, чего я только не видел в этой комнате.
После этих слова голова снова принялась целовать Анфису. На этот раз она просунула свой язык глубоко в Анфисин рот, так, что она поперхнулась. Голова отпрянула, и из ее пустых глазниц на лицо девушке стали падать огромные многоножки. Рот Анфисы исчез. Вместо него там появилась гладкая поверхность. Она стала мычать и мотать головой, пытаясь скинуть с лица многоножек. Насекомые падали на подушку и под одеяло. Теперь Анфиса чувствовала, как они бегали по ее телу. Она расплакалась еще сильнее. Одна многоножка заползла ей в трусики. Анфиса забилась на постели. Вспомнила, что ее руки свободны, и стала сбрасывать черных жирных тварей на пол.
Голова висела над Анфисой, с любопытством наблюдая за тем, что она делает. Душ из насекомых прекратился.
— Ты беременная, — сказала голова.
У Анфисы начал быстро расти живот. Почти мгновенно он вырос до размеров, какие должны быть на девятом месяце. Из влагалища пошла кровь. Простынь стала быстро намокать.
— У тебя отходят воды, — услышала Анфиса голос головы над собой.
Кровать превратилась в гинекологическое кресло. Из пола выросли три существа, с таким же пустыми глазницами, как у головы. Они широко развели ноги Анфисы. Положили на специальные подставки, которые сомкнулись пластмассовым кольцом вокруг щиколоток Анфисы. С руками произошло то же самое.
Анфиса почувствовала резкую боль. «Схватки!» — поняла она. И действительно- это были схватки. Существа стали с силой давить ей на живот, в один голос приговаривая:
— Рожай! Рожай! Рожай!!
Адская боль рвала Анфису изнутри. Что-то пыталось вылезти наружу. Появиться на свет.
Одно из существ, высоко подняв руку, ударило Анфису по животу. Что тяжелое выпало из чрева Анфисы. Оно не ударилось о пол, а, наоборот, как будто упало в какую-то жидкость.
Анфиса скосила глаза в сторону. Комната, приблизительно на полметра, была заполнена кровью. Анфисиной кровью!
Читать дальше