Кани Джеронимо - Имена

Владик пришел к нам в седьмом классе. Он был ярким представителем ребенка из неблагоприятной семьи. Он никогда не видел своего отца. Жил с братом, матерью и двумя собаками дворняжками.

Несмотря на то, что все мальчики с удовольствием слушали рассказы о его выдуманном первом сексуальном опыте и других сексуальных подвигах, завоевать расположение в классе ему так и не удалось. Дети бывают слишком жестоки. И зачастую, достаточно не иметь одного из родителей, чтобы все от тебя отвернулись.

Наташу я узнала позже, когда в конце седьмого класса, весной, мы втроем стали гулять по вечерам. Она была соседкой Ксюши.

В первые дни нашего знакомства, Наташа мне очень нравилась. Рыжеволосая, тихая девочка. Она казалась мне сильной. Для меня оставалось загадкой, почему она разрешала Денису и Владику запускать руки ей под кофточку и жать грудь. Она не делала это совсем откровенно. Наоборот, даже пыталась поначалу выбраться из крепких объятий молодых кавалеров, но делала она все это так не охотно, что создавалось впечатление, что ей это все нравится. После того, как крепкие мальчишеские руки расстегивали лифчик и начали обследование ее груди, попытки освободиться прекращались, и Наташа просто стояла и невинно улыбалась. Она стала для Дениса и Владика первой женщиной. Не знаю, была ли она тогда девственницей, но ребята познали запах женского тела ближайший осенью в подъезде, где жил Владик. У него в доме были широкие подоконники. Сами мы часто сидели ни них. Так вот один из этих подоконников послужил постелью для Наташи, Владика и Дениса. Когда это происходило, мы с Ксюшей катались на качелях. Мы ждали наших друзей. Минут через пятнадцать вышли Денис и Владик. Оба довольные. А еще через минуту из подъезда вышла Наташа. Она была похожа на сорокалетнюю женщину, которая от всего устала. Она сказала, что пойдет домой, и, не попрощавшись, ушла. Стоило ей исчезнуть, как Владик принялся рассказывать, о том, что произошло на подоконнике в четырех метрах от его квартиры. Ксюша спросила, не залетела ли Наташа. Владик ее успокоил. Сказал, что кончил ее на живот, а Денис вообще кончить не смог. Денис покраснел и несильно ударил его в плечо.

После того случая мои отношения с ними резко начали портиться. Все попытки залезть мне в трусики я пресекала на корню. Из-за этого получила статус недотроги.

Дела с оценками в школе так же ухудшились. С девочки, получавшей пятерки и четверки, я скатилась на круглую троечницу. Естественно это не могло быть остаться незамеченным. Для большинства я стала грязью. Когда я входила в женскую раздевалку, все разговоры моментально прекращались. Мои одноклассницы спешили поскорее выйти. Для них я стала прокаженной.

Помню, как рассмеялась, услышав рассказы самой красивой девочки класса о сперме. Она говорила, что встречается с парнем, у которого есть машина, квартира, деньги. Все девочки, разумеется, те, которым было разрешено находиться рядом с Белоснежкой местного пошива, смотрели на нее, широко раскрыв рты. Дальше она начала рассказывать о своем первом половом акте. О сперме. О том, какая она на вкус.

Именно в этом месте я засмеялась. Они дружно повернулись в мою сторону. Белоснежка подошла ко мне и спросила, что она такого веселого сказала. Я ей ответила, что все, что сейчас она рассказала — ложь, и что меня очень веселит глупость тех, кто этому верит. Мне пообещали отомстить.

Они сдержали свое слово. На следующий день я проснулась с репутацией «давалки». Сделать им это было не трудно. У Белоснежки был старший брат. Он и помог распустить слухи. Думаю, он пожалел об этом. Как-то раз я шла по коридору мимо старшеклассников. Среди них стоял брат Белоснежки. Он хлопнул меня по заднице, а я развернулась и ударила его по лицу. Наглая улыбочка сползла с его рожи. Он тер щеку и смотрел на меня таким глазами, как смотрят дети, когда узнают правду о том, откуда они взялись. Я спросила, хочет ли он еще? Вместо ответа он покачал головой. Я ответила: «Ну, как хочешь,» — и пошла дальше по коридору.

Та попытка смешать меня с грязью была не единственная. Жалобы, доносы. Все это имело место. Белоснежка с подружками сделали так, что я еще долго слышала, как меня обсуждают в кулуарах школы, стоило мне мимо кого-нибудь пройти.

В этот период я начала рисовать. Это помогало мне отгородиться от внешнего мира. Моих рисунков никто не понимал. Я рисовала смерть, могилы, ангелов. Меня даже вызывали к школьному психологу несколько раз. И всегда мне прописывали по две таблетки валерьянки два раза вдень в течение двух недель. Я называл этот диагноз «двести двадцать два». Естественно, таблетки я не пила. Я их аккуратно складывала в жестяную коробочку из-под конфет.