Игорь Фролов - ТЕОРИЯ ТАНЦА

— Я вам помогу, — сказала она, закидывая ногу на ногу. — У меня в этой редакции знакомый работает, Валера зовут. Завтра позвоню, и он все устроит — очень близок к главному редактору.

Массажист согласно кивнул, продолжая смотреть на ее ноги в серебристо отливающих колготках.

— Наденьте туфли, — сказал вдруг приказным тоном.

— Знаю, знаю, нравятся вам мои ноги, — сказала она довольно, и быстро скинув сапоги, надела туфли. — Что дальше?

— А дальше — танцевать, — сказал он, вставая. — Как раз музыка по телевизору подходящая…

— Танец, — обнимая ее за талию, сказал он, — это целый ритуал. Это разрешенная близость, и только далекие от танца, не побоюсь этого слова, случайные в танце люди, не понимают всех возможностей, которые танец открывает. Элементы танца вдвоем — это не просто синхронное движение двух пар ног и двух тел. Руки — вот главное! Они тоже двигаются, но по своим, особым маршрутам. Его руки бродят по ее спине, ненавязчиво, легко, пальцы трепетны как крылья бабочки. Он как будто нерешителен, он пробует, он боится и всегда готов отступить, почувствовав ее нежелание. Но с каждой секундой он продвигается все дальше, одна его рука уже гладит ее шею, другая скользит под блузку, все так же ненавязчиво и даже стеснительно, вопрошающе… Вот так… ее руки тоже могут двигаться — по его плечам, перепархивать на шею, ерошить волосы на затылке… Да, вот так… А его губы тем временем…

Она клонилась на его плечо, как вечерний цветок. Они уже стояли, и он расстегивал пуговички на ее юбке. Потом был диван.

— Лапушка, лапушка, — шептала она, вцепившись в его лопатки, и он, двигаясь, даже нашел место для недовольной мысли — нашла лапушку!..

Эта мысль направила его возбуждение какими-то обходными путями, и он, вдруг став агрессивным, последовал за своим возбуждением.

— Так не больно? — спросил он.

— Нет… Но интересно, я так никогда не пробовала… — прошептала она, — продолжай, продолжай, о-о! — и, задрожав, обсикалась.

"Так вот где твоя главная эрогенная зона! — подумал сторож, заваливаясь набок. — Не пробовала она! Слишком легко получилось… Хорошо, клеенка теперь всегда под простыней".

На следующий день, принимая очередной сеанс массажа и ощупывая его колено спущенной с кушетки рукой, она говорила:

— Я позвонила Валере, он все обещал сделать. Правда, ногу недавно сломал, оказывается, но он по телефону с главным договорится.

— Спасибо, — говорил он, массируя и чувствуя себя альфонсом. — Но может не надо? Редактор сам разберется, а то как-то неудобно…

— Неудобно искать вслепую, — засмеялась она, наконец, нащупывая вывернутой назад рукой то, что можно было нащупать.

Вечером домой позвонил А. Г. и сказал, что рассказ выйдет в следующем выпуске альманаха — через номер.

— А у вас там некий Валера работает? — спросил массажист Х. — Он еще ногу недавно сломал. Это не он поспособствовал?

Редактор отрывисто захрипел в трубку — он смеялся.

— Во-первых, замша сразу по прочтении рассказа подписала альманах — вы все же смогли ее обмануть. А во-вторых, Валера, который сломал ногу, — это наш шофер, и в литературе он главному не советчик…

Газета вышла. С ожидаемыми эмоциями дело обстояло так же, как при первом прыжке с парашютом. Восторга у автора не было. Массажист даже не стал читать себя — ему почему-то стало скучно. И даже противно. Слова в газете в отличие от машинописи были какими-то чужими. И вообще, текст выглядел бредом. Но его настроения никто не заметил. Все поздравляли. Стационар, включая больных, шуршал газетами (в коридорах и кабинетах — уточняем для ржевских).

— Ну, можете говорить мне спасибо! — сказала она. — И мы отметим вашу первую публикацию у меня дома сегодня вечером.

— Сегодня я не могу… — сказал массажист, вздыхая. Он терпеть не мог этот этап отношений. — Нет, и завтра тоже. Я вообще не ходок по домам. Вот в экстремальных условиях — пожалуйста. На чердаке люблю, к примеру, когда голубиным пометом пахнет… Внезапность и соблазнение — вот что меня привлекает…

— Я поняла, — грустно сказала она. — Это вы тактично говорите — пошла… вон…

— Вовсе нет, — сказал он, морщась. — Но только не дома. Да, и, прежде чем приходить сюда, звоните на всякий случай, — вдруг меня здесь нет…

За рассказ он получил первую премию Альманаха. Было устроено празднество на чайной фабрике — спонсора премии, — где ему под вспышки фотокамер вручили большой — вместимостью не меньше ведра — керамический чайник, сделанный руками известной художницы. Чайник несколько смутил лауреата. Он хоть и стоил по тогдашним ценам ровно миллион рублей, но сам факт его вручения был осмеян молодыми литераторами, сидящими на дальнем краю длинного стола. "Чайник", — шептали они друг другу и заливались смехом. Автор чайника, зрелая художница, прославившаяся расписными керамическими бабами в натуральную величину, тут же пригласила писателя-невропатолога посмотреть ее мастерскую. Он согласился (но так никогда и не пришел). Фотограф поставила его у камина, и на его замечание, что в кадре будет одна стена, ответила: "не волнуйтесь, я издалека, все войдет, камин больно красивый". В газете была опубликована большая фотография — коротко стриженый ушастый лауреат, смущенно улыбаясь, одной рукой обнимает огромный чайник, другой — букет цветов. От камина, как и подозревал фотографируемый, остался только кусок голой кирпичной стены.