Игорь Фролов - ТЕОРИЯ ТАНЦА

Раз уж мы прикоснулись к таинствам, то не лишним будет после языческих (поганых в первом смысле этого слова) дел наведаться в настоящую церковь. Хотя, кто нас туда пустит, учитывая все прегрешения? А мы сами туда и не пойдем…

— Я собралась покреститься, — сказала массажисту Х. медсестра Э. — Знаешь, мне все подруги говорят — покрестись, и жизнь действительно меняется. Ты веришь?

— Главное, чтобы ты верила, — уклончиво ответил массажист Х., скользя пальцами по обтянутой узким халатом попке медсестры.

— Ну, погоди ты! — стряхнула она его руку. — Это же важный вопрос! Дома как-то стало не очень. Муж, кажется, на стороне кого-то завел. Или мне это кажется? И вообще, денег нет. Ну, покрестят меня, — хуже от этого не будет, а может даже лучше, а?

— Вперед! — сказал массажист Х. — Потом расскажешь.

— Да мы после работы с подружкой в церковь собрались. Я даже Библию почитала. Ты сегодня как раз дежуришь, зайдем, расскажу.

Вечером, когда окончательно стемнело, в окно ординаторской, где сидел за печатной машинкой сторож Х., звякнул камешек. Девушки вернулись из храма. Они принесли с собой буханку хлеба, жареную, еще теплую курицу и бутылку водки.

— Святая вода? — плоско пошутил сторож Х., открыв дверь.

— Ага. Отметим мое возрождение к новой жизни, — сказала Э. — И новое имя, между прочим!

— Точно, там же новые имена дают! — сказал сторож. — И кто ты теперь?

— Вот, — с гордостью показала Э. картонку, — даже удостоверение дали. Теперь я — раба божия Наталья!

— Наташа — это хорошо, это определяет путь новой жизни, — пробормотал сторож, обнимая девушку. — Да и неофитка звучит как нимфетка, нет, нимфоманка! Это возбуждает…

— Ну ты че, озверел? — вывернулась она. — Это же кощунство! Уважай чувства верующих, блин! Между прочим, я сегодня с самим Христом сочеталась — так поп сказал, — и теперь умерла для греха…

— А я? — засмеялся сторож. — А как же я?

Потом пили водку и ели курицу. Подруга, медсестра из ортопедии, взмахнув пьяной рукой, опрокинула рюмку водки и стакан газировки на юбку рабы Натальи. Замыли.

— Включи в вашем кабинете обогреватель, повешу сушиться, — сказала Э., снимая юбку и оставаясь в одних трусиках и блузке.

— Пошли, — сказал сторож. — А вы, криворукая, ждите здесь.

В темном кабинете он включил обогреватель, повесил над ним юбку, потом прижал Э. к своей кушетке.

— А вот ходить так передо мной, — сказал он, — тебе было не след. Ты же знаешь, как действуют на мой извращенный мозг твои пубертатные формы…

Чем дальше живешь, тем меньше хочется расписывать общеизвестные алгоритмы, — хочется сразу перейти к желаемым результатам. Поэтому, опуская недолгую возню в полумраке…

Когда медсестра, изгибаясь под ним, протяжно закричала, дверь в кабинет открылась, и сварливый голос подруги сказал:

— Закройте за мной дверь, я пошла. Ну вас…

— Подслушивала, протезная душа, — сказал он, сползая.

— Ну и что ты наделал? — сказала она, поворачиваясь на живот и обнимая подушку. — Не видать мне теперь обещанной благодати. И, опять же, что скажет Христос?

Они засмеялись.

— Со мной — не грех, поверь мне как ему, — сказал он. — Сейчас я спущусь, дверь закрою, а ты иди в ординаторскую на диван. Это мы только репетировали…

Но когда он спускался по лестнице, внизу послышались шаги и голоса. Навстречу поднимались Лис и сторож И., волоча пакеты с бутылками и провиантом.

— Принимай, Брат! — сказал Лис, отдуваясь. — Гриша меня сюда заманил, обещал танцы живота. Но, как я понял, их мы не увидим, — перед самым носом танцовщица на колесе из двери выкатилась.

— На каком колесе? — удивился сторож Х.

— Ну, ножки у нее… длинные, но очень малого радиуса, или, что то же самое, большой кривизны. А то ты не знаешь. Что-то вкусы у тебя изменились, совсем одичал тут, где только таких отлавливаешь? — так говорил Лис, идя по коридору и сворачивая в открытую дверь ординаторской.

Вошел и замолчал. Потом сказал вежливо и даже робко:

— Здрассьте…

На диване, поджав ноги по-турецки, сидела медсестра Э. в блузке и трусиках, и грызла куриную ножку. Колени ее нагло сияли в электрическом свете.

— Здрассь… — небрежно сказала она, бросила кость в тарелку, встала прямо на диване, спрыгнула, босиком прошла к шкафу, открыла его, достала халат невропатолога Л. — Я накину? — повернулась к сторожу Х. Он кивнул, и она накинула, обертываясь в крахмальный простор два раза.

— Ладно, пойду, посмотрю, высохла там юбка или нет, — сказала она, сунула ноги в туфли, и, проходя сквозь расступающихся мужчин, кивнула сторожу И.: — Привет, Гриш…