Елизавета Александрова-Зорина - Треть жизни мы спим

Они завернули за угол, где ощутимо пахло мочой, потому что туалет в забегаловке был тесным и грязным и многие выходили по нужде сюда. Он вытащил из-за пазухи купленную в кафе бутылку, в которой плескалось что-то мутное, продавщица достала ее из-под полы, и, перекрестив горлышко, сделал глоток, затем, замешкавшись, протянул бутылку шлюхе, в конце концов, смешно ему, после операции и химиотерапии, неизвестно к тому же, помогло лечение или, судя по болям в бедре, нет, переживать, что подхватит от нее какую-нибудь заразу, подхватит, да и ладно. Шлюха сделала два больших глотка, по-мужицки шумно выдохнув, ну, скажи чего-нибудь, а то что так стоять, молча, скучно же. Ты когда-нибудь задумывалась, что люди никогда не задумываются о земном притяжении, пробормотал он. О чем, переспросила шлюха. О земном притяжении, о том, что мы стоим, облокотившись о зассанную стену, и пьем эту бражку, или самогон, или черт знает, что там в этой бутылке, только благодаря ему. А зачем об этом думать, удивилась шлюха. А зачем думать о том, что в другой стране на следующей неделе выборы президента, что в этом сезоне в моде красный, а желтый уже нет, что известная актриса сделала новую прическу или упали цены на нефть, да мало ли о чем думают люди, вместо того чтобы задуматься о земном притяжении. Ну ты и урод, засмеялась шлюха, первый раз тут такого вижу. Он ощутил себя пьяным, а еще мне кажется, каждый день, каждую минуту, каждую секунду люди должны думать о смерти, и ни о чем больше, ведь каждый конечен, а отмерено всего ничего, и в любую минуту смерть, как сердитая мамаша, выключит свет, не дав досмотреть сказку. Ты совсем дурак, зевнула шлюха, или напился. Да послушай же, если все мы будем думать о смерти, то мир, этот концлагерь для приговоренных, изменится до неузнаваемости, и не нужно никаких социальных и политических экспериментов, чтобы создать нового человека, хомо новус, ом нуво или как его там еще зовут, этот новый человек есть в каждом из нас, его только остается разбудить. Он положил на землю свой набитый деньгами портфель, довольно похудевший, и шлюха села на него, сам же он опустился на землю, ему не было холодно, потому что, не найдя в городишке мужских урологических прокладок, он купил подгузники для лежачих больных, огромного размера, и теперь на нем было надето что-то вроде мягкой подушки для сидения. Он говорил в общем-то сам с собой, но шлюха, икнув, внезапно отозвалась, и что, думаешь, люди перестали бы ругаться, воевать и убивать проституток, лучше бы стали, ха, да они так озвереют и возненавидят друг друга, что будут резать глотку не только блядям, а всем подряд, на войне все помнят, что в любой момент могут погибнуть, и что, на войне все добрые, что ли, и вообще, ты, мужик, просто не представляешь, каковы из себя люди, а побывал бы в моем теле часок, пока я на работе, сразу бы протрезвел и перестал нести всякую чушь. Выплеснув на него свое отчаяние, шлюха тут же разомлела, размякла, как хлеб в молоке, и от выпивки рассыпалась от блаженства на кусочки, чувствуя облегчение от того, что отступали боли, не физические, а душевные, но такие сильные, что любому бы мало не показалось. Жалеешь ты себя, сказала шлюха, посмотрев на него так, словно видела всего насквозь, с мясом, костями и помыслами, думаешь, жизнь, сука, несправедлива к тебе, ищешь смыслы, объяснения, а все проще, мужик, намного проще, и я не всегда была заплечной, которой и в рот сунуть брезгливо, был у меня муж, хороший, добрый мужик, любил меня и все прощал, хоть и гуляла я по-черному со всеми, потому что у меня врожденный порок сердца, дефект межжелудочковой перегородки, если тебе это что-нибудь скажет, а значит, в любой момент, ну ты понял. Он взял бутылку из рук шлюхи и сделал глоток, поперхнувшись. И муж знал, бедолага, что мне немного осталось, вот и терпел, думал, пусть девка погуляет, сколько ей жить, да вот представь себе, взял и помер, сердце, хотя был здоров и ничего не предвещало, вот такие истории бывают, так что жалей себя поменьше, а других побольше, добавила шлюха, поднимаясь на ноги, и, громко рыгнув, шагнула в ночь, оставив его один на один с мыслями о жизни, смерти и шлюхе, судьба у которой как выцветшее, застиранное до дыр белье, что развешивают во дворах на протянутых веревках.

Она вернулась только на следующий вечер, точнее, ее привезли, перекинув через сиденье мотоцикла, как мешок, пьяную и без сознания, так всегда и бывает с тем, кто первый раз в жизни напился, и оставили в холле мотеля, рядом со спящей теткой, сторожащей ключи от комнат, и когда та открыла глаза, то завизжала, решив, что ей подкинули покойницу. С трудом дотащив ее до комнаты, он уложил ее на постели, бездыханную, со слюной, текущей изо рта тонкой струйкой, жива, и слава богу. Она была лысой, кто знает, где потеряла свой парик, пыльной, будто валялась на дороге, да к тому же в синяках, только шарф, прячущий опухоль на шее, был завязан так ловко, что даже не соскользнул, и ему оставалось только гадать, где она пропадала и чем вообще занималась. На ее левой руке, обмотанной тряпкой, он обнаружил татуировку, какое-то неумело выбитое сердце, проткнутое стрелой, прямо на тыльной стороне ладони, и кожа вокруг покраснела и сильно опухла, а из кармана куртки вывалился белый пакет, набитый сушеной травой, и не нужно было совать туда нос, чтобы понять, что это за трава. Ладно, подумал он, не самое страшное, что могло случиться, главное, голова на месте. Он был хорошим отцом и подготовился к ее возвращению, купив в аптеке раствор натрия хлорида девять десятых процента, хорошо хоть, что его продают без рецепта, и домашнюю капельницу, к которой прилагалась тщательная инструкция, хотя провизор, выбивая чек, посоветовала все же не рисковать и обратиться к врачу. Толку от этих врачей, ворчливо отозвался он, решив, что в чем-то стал понимать не меньше их, а уж как делал уколы, и ей, и себе самому, так любая высококлассная медсестра умерла бы от зависти. Он собрал капельницу, тщательно вымыл руки, надел нитриловые перчатки, продезинфицировал инструменты и выложил их на заранее подготовленное полотенце, так что в его распоряжении были мягкий пакет с физраствором, жгут, шприц, катетер, пластырь и ножницы. В локтевой ямке на правой руке у нее образовалась синюшная гематома, но на левой еще можно было найти место для иглы, и он перетянул ей руку жгутом, протер ватой, смоченной водкой, установил катетер и, подсоединив капельницу, отпустил колесико, так что раствор побежал по трубке. Перед тем как снова впасть в беспамятство, она что-то зашептала, но он никак не мог расслышать, пока, прильнув ухом к самым губам, не различил: светский дебют — это когда молоденькую девушку в первый раз видят пьяной, и расхохотался, хотя и не понял, шутит она или цитирует фитцжеральда со всей серьезностью.