Из века в век «санньясины» поднимались на ледяные вершины — не для того, чтобы завоевать, покорить горы, как это делают западные люди, а для того, чтобы горам покориться. При этом они знали, что это путешествие в один конец и возврата нет. Перед этим они порывали с прошлым, сжигали все мосты, связывавшие их с миром. Им некуда было возвращаться — разве что к Себе, к Атману.
Этот путь к вершине — теперь, возможно, и мой — превращался в аллегорический ритуал отрешения от материального мира и приобщения к другому миру, вожделенному миру духа.
Шагая за носильщиками вверх по лесной тропе, я боялся только одного: вдруг что-нибудь окажется не таким, как в прошлый раз. Я вошел в ворота, миновал деревья — стражей у входа. Нет, все в порядке, все на месте, застывшее и молчаливое. А вот и фигура Старца показалась вдалеке. Только лая собаки не слыхать.
— Ее съел леопард, — пояснил Старец, идя ко мне навстречу. — Сколько я уже собак вот так потерял. Этому псу хоть повезло, четыре года прожил. Жаль, конечно, но что поделаешь, леопарду ведь тоже есть надо.
По-видимому, он был не особенно огорчен.
Я тут же вступил в права владения своим убежищем, поднялся повыше, чтобы оттуда полюбоваться закатом, а потом принял приглашение Старца и при свете керосиновой лампы мы поужинали овощным супом в его чудной комнате.
Горы за окном уже потухли, зато на картине Брюстера, продолжали излучать из серой рамы свое мягкое сияние. Старец вернулся к разговору, начатому при моем первом посещении. Он был отменным рассказчиком и начал с притчи.
Приходит как-то раз ученик к гуру и говорит ему, что больше всего на свете хочет правды. Без лишних слов учитель хватает его за шиворот, окунает головой в ручей и держит, пока бедняга не начинает задыхаться. Тогда он его вытаскивает.
— А теперь скажи мне, чего ты хотел больше всего, когда захлебывался?
— Воздуха, — еле слышно отвечает тот.
— Прекрасно. Вот когда будешь так нуждаться в истине, как в воздухе, тогда ты готов к учебе.
А готов ли я?
Мне бы хотелось ответить с улыбкой, но я предпочел быть честным. Нет, я не знал, готов ли я. И потом, истина казалась мне слишком громадной, чтобы ею владеть одному. Он ответил хриплым смехом курильщика.
— Вот так-то, — сказал он. — Это не мы находим правду, она сама находит нас. Нам остается только готовиться к этой встрече.
Потом он пояснил:
— Можно ли пригласить в гости незнакомца, если неизвестно, ни кто он, ни где он? Нет, можно только подготовить свой дом, и, когда гость постучится, принять его и узнать поближе.
А Старец? Как складывались его отношения с Истиной?
Он сказал, что ему случалось мимолетно видеть ее. Но и мгновения было достаточно, чтобы дать ему убежденность, основанную не на вере, а на опыте. И не на чужом, а на собственном. Вот эта убежденность и давала ему силы продолжать поиски. Что касается наведения порядка в доме, то тут еще много работы. «Всегда найдется старый хлам на чердаке, от которого следует избавиться, — сказал он. — Мое V делает вид, что ему все это нужно, но я-то знаю, что это ловушка». Старец показал маленькую черно-белую фотографию на тумбочке. Это был его первый гуру, Свами Сатьянанда, который помог открыться его разуму. Потом из ящика вытащил еще одну фотографию, тоже черно-белую. Пожилой мужчина на ней оказался человеком, который помог открыться его сердцу, — тем самым Кришной Према, англичанином, ставшим «санньясином». Старец о нем мне уже рассказывал. Кришна Према умер от рака в ашраме, который сам основал.
Вот как, и он тоже от рака… Но как же так? «Мы на Западе, — сказал я, — считаем, что рак напрямую связан со стрессом, но в Индии многие святые люди последнего столетия, жившие в покое и безмятежности вдали от волнений и тревог современной жизни, умерли от рака. Мистик Рамакришна и Нисаргадатта Махарадж, человек, торговавший самокрутками „биди-биди“ на Бомбейском шоссе, — от рака горла; Рамана Махариши — от мучительного рака, поразившего ткани и кость руки; да и Дж. Кришнамурти, хоть и умер в преклонном возрасте, но не от старости, а от рака желчного пузыря…»
— Причина стресса бывает и внутренней, — сказал Старец. — Тому, кто ищет Истину, часто приходится много страдать. Кришне Према удалось сделать болезнь частью своей жизни, видеть в ней частицу всеобщего и достичь, именно через болезнь, более высокого уровня знания.
— Вы хотите сказать, что он принял болезнь? — спросил я.
— Речь не о том, чтобы принять или нет, а о том, чтобы сделать болезнь частью себя. Ему это удалось, и он стал для всех доказательством того, что недоказуемо.
Читать дальше