Ирвин Шоу - Полное собрание рассказов. 1957-1973

Никогда они уже не будут так близки, как на морских скалах Сицилии, или карабкаясь по облитым солнцем развалинам в Пестуме1, или преследуя двух девушек — англичанок, гоняясь за ними по римским ночным клубам.

Как в тот дождливый день во Флоренции — впервые вместе разговорились с Мартой. Как во время длинного, головокружительного путешествия втроем по серпантину горных дорог в крошечном автомобиле с открытым верхом: мчались от Лигурийского побережья к границе, останавливаясь, где хотели выпить белого вина или искупаться и отдохнуть в пляжных павильончиках, украшенных маленькими, яркими разноцветными вымпелами, трепещущими на ветру на жарком средиземноморском солнцепеке.

Или когда, как заговорщики, пили пиво с парашютистом в баре казино в Жюан-ле-Пэн, усваивая с его помощью беспроигрышную систему.

На светлой, радостной заре, пахнущей лавандой, гнали на машине назад в отель, ликуя по поводу выигрыша, а Марта дремала, сидя между ними.

Сидели в Барселоне на солнечной трибуне, обливаясь потом, прикрывая ладонями глаза, восторженно приветствуя матадора: тот ходил по арене с зажатыми в руках высоко поднятыми над головой отсеченными бычьими ушами, а к его ногам со всех сторон летели букеты цветов и кожаные фляжки с вином.

В Саламанке и Мадриде ехали по дороге почти через всю эту соломенного цвета, жаркую, обнаженную страну во Францию, попивая сладкое, неразбавленное испанское бренди, пытаясь запомнить чудесную музыку, под которую танцевали в пещерах цыганки.

И никогда не будут так близки, наконец, как сейчас, в этом маленьком, аккуратно побеленном номере баскского отеля: Берт спит; он, Мунни, стоит у окна, наблюдая за стариком, все дальше уходящим от террасы со своей собакой и ружьем; а наверху спокойно, как всегда, свернувшись калачиком, словно ребенок, спит Марта — пока они, оба словно не доверяя друг другу, не войдут к ней, чтобы разбудить ее и рассказать, какой наметили план на сегодня.

Мунни еще шире раздвинул шторы, и солнечные лучи, стремительно ворвавшись, заполонили всю комнату. Если и есть такой пароход на свете, пропустить который он имеет право хотя бы раз в жизни, — это, несомненно, тот, что выходит из Гавра послезавтра.

Подошел к кровати Берта, осторожно переступая через разбросанную на полу мятую одежду; толкнул его в голое плечо пальцем, позвал:

— Мастер, солнце уже давно встало!

Между ними уговор: кто проигрывает в теннис, называет своего победителя в течение суток не иначе как Мастер. Берт накануне выиграл у него со счетом 6:3, 2:6, 7:5.

— Уже начало одиннадцатого, — ткнул его Мунни еще раз твердым пальцем.

Берт, открыв глаза, тоже равнодушно устремил взор в потолок.

— У меня похмелье, как ты думаешь? — поинтересовался он.

— С чего бы это? — удивился Мунни. — Выпили на двоих бутылку вина за обедом да по паре пива потом.

— Ладно, пусть похмелья у меня нет, — согласился Берт, словно такая весть сильно его огорчила. — Но ведь, по-моему, идет дождь.

— Что ты, яркое, солнечное, жаркое утро! — разуверил его Мунни.

— Все меня постоянно уверяли, что в стране басков на побережье вечно идет дождь, — пожаловался Берт, видимо и не собираясь вставать.

— Все лгали, — успокоил его Мунни. — Да вылезай же ты, черт тебя побери, из постели!

Берт медленно выпростал ноги из-под одеяла, свесил с края кровати и сел — худой, костистый, голый по пояс. Из коротких для него пижамных брюк высовывались, болтаясь, его большие ступни.

— Знаешь ли ты, почему американские женщины живут дольше, чем американские мужчины, толстяк?

— Нет, не знаю, — не скрыл Мунни.

— Потому что подолгу спят по утрам. Моя цель в жизни, — Берт снова улегся на кровать, но все еще свешивая ноги с края, — прожить так же долго, как американские женщины.

Мунни зажег сигарету, другую бросил Берту. Тот ухитрился прикурить ее, не поднимая головы с подушки.

— Послушай, — заговорил Мунни, — пока ты здесь дрых, растрачивая зря драгоценное время юности, мне в голову пришла одна блестящая идея…

— Напиши на бумажке и опусти в ящик для предложений. — Берт, зевнув, закрыл глаза. — Администрация подарит седло из буйволовой кожи каждому служащему, выдавшему нам заманчивую идею, которую сразу можно применить на практике…

— Послушай, — нетерпеливо перебил его Мунни, — мне кажется, нам нужно пропустить этот проклятый пароход.

Берт лежал и молча курил, сощурив глаза и задрав нос к потолку.

— Некоторые люди, — задумчиво начал он, — рождены только для того, чтобы пропустить пароход, поезд или самолет. Вот взять, к примеру, мою мать. Однажды ей удалось избежать преждевременной смерти только потому, что она заказала себе второй десерт. Самолет взмыл в ту минуту, когда она вышла на взлетное поле, но через тридцать пять минут взорвался. Ни одного оставшегося в живых — все всмятку… Знаешь, что подавали на десерт? Мороженое с размятой свежей клубникой.