— Да, этот магический Восток… — произнес Кэррол. — Такие же примерно сцены я наблюдал во Вьетнаме.
Розмари надеялась, что он не станет приводить столь же тошнотворные детали. Такие аппетитные закуски, прекрасное вино, да и виски выпито немало, — может быть, все это вновь сделает ее пребывание в Париже приятным и счастливым. К счастью, Кэррол оказался неразговорчивым, зря она опасалась. Он только полез в карман, извлек фотографию и положил на стол перед Розмари.
Одна из тех, что повсюду попадаются на глаза в эти дни. Старая, лет под восемьдесят женщина, вся в черном, сидит на корточках спиной к стене, протянув вперед руку для милостыни; рядом с ней маленькая, почти совсем голая, видно, умирающая от голода девочка с большими щенячьими глазами. Стройная евроазиатская девица, сильно накрашенная, с пышной, высокой прической, в шелковом платье с разрезами, демонстрирующими великолепные ноги, проходит мимо этой несчастной старухи, не обращая на него никакого внимания, словно ее не существует. На заднем плане — стена, где кто-то написал мелом большими буквами: «Бог здесь был, но долго не задержался».
Я сделал этот снимок для своего редактора отдела религии, — объяснил Кэрол, наливая себе вина.
Анна взяла в руки фотографию.
— Какая девушка! — восхитилась она. — Будь я мужчиной, не стала бы и глядеть на белых женщин. — И передала фотографию молодому англичанину.
Тот долго, внимательно ее разглядывал, потом вымолвил:
— В Китае, насколько мне известно, больше нищих нет. — Вдруг густо покраснел, словно сказал непристойность, и быстро положил фотографию на место.
Элдред Гаррисон, вскинув голову, словно проснувшаяся птица, посмотрел на нее.
— Новое американское искусство — граффити. Общение с помощью надписей на стенах. — И улыбнулся своей шутке, хотя она ему самому, кажется, не очень понравилась.
Кэррол спрятал фотографию в карман.
— Я не видел там женщины два с половиной года. — Гаррисон, принялся за бифштекс.
Париж, однако, столица ошеломляющих бесед, — взять хотя бы Флобера с его друзьями. Розмари стала вдруг придумывать более или менее подходящие предлоги, чтобы уйти не дожидаясь десерта. Молодой англичанин налил ей еще вина, наполнив почти до краев большой стакан.
— Благодарю вас.
Чувствуя себя по-прежнему неловко, он отвернулся. него красивый, длинный, типично английский нос, белесые ресницы, немного втянутые розовые щеки и полные, как у девушки, губы. В кармане должна торчать «Алиса в стране чудес».
Ох уж эти разговоры о войне… Интересно, как он прореагирует, если она тихо, не повышая голоса задаст вопрос:
— Не знаком ли кто-нибудь из вас с опытным врачом, на которого можно положиться? Речь об аборте.
— У нас в лагере была большая группа гурков, [33] Объединение различных восточных народов, составивших ядро современных жителей Непала.
сотни две, не меньше. — Гаррисон разрезал на кусочки бифштекс. «Ну все, сегодня у нас вечер воспоминаний о Дальнем Востоке», — подумала Розмари.
— Чудесные парни. Превосходные солдаты, — продолжал Гаррисон. — Чего только не предпринимали япошки, чтобы переманить их на свою сторону. Все же братья по цвету кожи, которых нещадно эксплуатируют эти белые империалисты, ну и все такое прочее. Им выдавали дополнительные пайки — поровну между всеми пленными. Ну, а что касается сигарет… — И покачал головой с удивлением, не покидавшим его и спустя двадцать пять лет. — Принимали без звука эти сигареты… А потом, все словно по команде разрывали их на мелкие кусочки — прямо перед охранниками. Те только громко смеялись и на следующий день выдавали им еще больше сигарет — вся сцена повторялась сызнова. Так продолжалось более полугода. Какая-то нечеловеческая дисциплина. Бойцами они были замечательными, на удивление. Все им нипочем: непролазная грязь, пыль, падающие рядом убитые товарищи.
Гаррисон потягивал вино, выпивка, казалось, лишь раззадоривала его аппетит, а давно минувшие лишения только обостряли получаемое от еды удовольствие.
— Наконец полковник собрал их всех и сказал, что пора это прекратить. Какое унижение для них если эти япошки в самом деле думают, что сумеют их подкупить. Нужен какой-то убедительный поступок, запоминающаяся акция. Убить япошку — убить при всех, публично. Посовещались по поводу деталей такого плана, раздали им лопаты. Кто-то должен наточить лопату до остроты бритвы и наутро, когда будут уточнены все подробности, снести ею голову с плеч ближайшего к ним охранника.
Читать дальше