Ирвин Шоу - Полное собрание рассказов. 1957-1973

— Мои приятели, — разглагольствовал Джирг, — устроили мне отходную.

Впервые она осознала, до чего громкий у него голос, — натренирован подавать команды лыжникам, оказавшимся в плену у снежного обвала. — Все знают, что ты меня ждешь! Послушала бы только их шутки! Просто умрешь со смеху!

— Могу себе представить… — отозвалась Беула.

В такси Джирг не выпускал из рук маленькую дорожную сумочку авиакомпании.

— Куда поедем, леди? — осведомился шофер.

Она задумалась.

— Скажу вам, когда переедем через мост в Манхэттен.

— Говорите какими-то загадками! — Водитель бросил на нее недовольный взгляд.

Как раз один из этих невыносимых нью-йоркских таксистов… Так рванул с места, что пассажиры чуть не ударились головами о спинку заднего сиденья.

Положив руку Беуле на колено, Джирг пытался заглянуть ей в глаза, — он явно чувствовал себя победителем, в знак чего и водрузил снова тирольскую шляпу с перышком.

— Ну и как там, в горах, погода, а? — мило поинтересовалась она. — Я имею в виду — этим летом?

— Все время идет дождь, иногда с градом. — Он легонько постукивал рукой по ее колену.

В Австрии один такой ласковый жест — и она ошалела бы от желания. Огрубевшие, мозолистые руки скользили по колготкам, — ой-ой, петли спускаются…

— Тебе понравилось путешествие?

— Просто отвратительное! В самолете одни «Americaners». [19] Американцы (нем.). Их, наверно, еще можно выносить в их стране, но в путешествии им явно недостает Kultur. [20] Культуры (нем.). Ну, к одной Americanerin [21] Американке (нем.). здесь присутствующей это не относится. — И искоса бросил на нее очередной похотливый взгляд.

С тех пор она видела его в последний раз, он вставил зубы, — один коренной и один передний поблескивали золотыми коронками. Рука его полезла выше, к ее бедру, спуская петли на колготках.

— А как тебе еда на борту понравилась? — Она схватила его за другую руку, чтобы та не последовала примеру первой.

Удалось прервать его поползновения; жаль, что не то белье сегодня надела — надежной гарантии, конечно, не дало бы, но хоть какая-то защита.

— Швейцарская пища — пригодна только для коров! — авторитетно заявил он. — К тому же пришлось платить за выпивку. Эти швейцарцы любят одно на свете — деньги.

— Но на всех авиалиниях в третьем классе пассажиры платят за выпивку, — мягко, здраво заметила она.

— Выпивка! — повторил он. — Ах, это мне о чем-то напомнило. — И благожелательно ей улыбнулся.

— Я привез своему Americanisches Schatrz [22] Американскому сокровищу (нем.). подарочек.

В зеркале заднего вида отразилась кислая гримаса таксиста — словно его тошнило от бензина. Джирг убрал руку с ее колена и стал рыться в стоящей рядом сумке; наконец, вытащил небольшую прямоугольную бутылочку без наклейки. Она сразу узнала форму бутылочки, и где-то внутри у нее заныло.

Джирг с гордым видом поднял бутылочку.

— Вот видишь — я ничего не забыл!

Этот напиток она буквально не переносила — тирольский, домашнего приготовления, настоянный на какой-то странной смеси трав и ядовитых растений, в сырых, темных местах, на краю пропастей, в Альпийских горах. Джирг поглощал эту настойку в ужасающих количествах, словно гигантский всасывающий клапан. Там, в Австрии, она очень стремилась во всем походить на отважных парней и с восторгом отнеслась к этой вонючей смеси. Вытащив пробку, он протянул ей бутылку — из горлышка в нос ударил тошнотворный запах: такой исходит от старых домашних животных, за которыми к тому же плохо ухаживают:

Как воспитанная леди она сделала маленький глоток, пересиливая себя — только бы не вырвало… А Джирг глотнул основательно и с ностальгической ноткой в голосе произнес:

— Ах, эти дивные вечера, когда мы пили вместе!

— Послушайте, леди, — скривился таксист, наполовину повернув к ним голову, — в такси распивать спиртные напитки запрещено…

— Убери-ка бутылку, любов моя! — попросила Беула. — Водитель говорит, что ты тем самым нарушаешь закон.

— Просто невероятно! — возмутился Джирг. — Нельзя пить, это запрещено законом! По-моему, он издевается надо мной. — Вдруг лицо у него побагровело. — Да, я слышал кое-что о Нью-Йорке! — заявил он гордо, как представитель господствующей расы.

— Но он не еврей, любов моя, он ирландец. — И взглянула на лицензию, прикрепленную в рамочке к задней спинке переднего сиденья: таксиста звали Мейер Шварц. — Убери бутылку, любов моя! Выпьем позже.