Ирвин Шоу - Полное собрание рассказов. 1957-1973

Хьюго застонал; родившись в глубоко религиозной семье, с высокими моральными устоями, он не курил, не пил и верил в существование ада кромешного.

Когда самолет приземлился, Хьюго не пошел сразу домой. Сибилла уехала в Чикаго, на свадьбу к одной из своих сестер, и ему совсем не улыбалось слоняться, неуверенно загребая ногами, по пустому дому. Краниус — ему достался главный выигрыш — пригласил его и еще ребят выпить, и, хотя Хьюго не пил, он решил составить товарищам компанию.

В баре, куда привел их Краниус, полно народу и очень шумном, сидели за стойкой несколько мужчин с девушками. Пробираясь за спиной Краниуса в заднюю комнату, Хьюго услыхал за собой женский голос, бросивший такую фразу:

— Хо-хо! Вон тот здоровяк, с невинным видом, — как раз для меня!

Хьюго оглянулся: блондинка у стойки смотрела в упор на него, со сладкой улыбкой на полных губах. Не обращать внимания на то, что она задумала, так ее вполне можно принять за чью-то несовершеннолетнюю дочку.

— Сегодня ночью я тебя кое-чему научу, бэби.

Услыхав это, Хьюго от неожиданности остановился и молча уставился на девушку, будто примерз к месту. Он ясно видел — губы ее не двигаются — ни малейшей дрожи на них… Резко повернувшись, он поспешил за друзьями в заднюю комнату. Официант спросил, что он будет пить, и он неожиданно ответил:

— Бурбон.

— Ничего-о-о себе! — протянул Краниус, немало удивившись. — Что это с тобой, парень, а? Тебя, должно быть, сегодня в самом деле крепко тряхнули!

Никто никогда не видел, чтобы Хьюго пил что-нибудь крепче имбирного пива, тем более виски.

Хьюго опорожнил стаканчик одним залпом. Вкус бурбона ему не понравился, но он должен благотворно действовать на нервы, успокаивать их. Блондинка вошла в комнату и, наклонившись над столом недалеко от них, разговаривала с каким-то знакомым. Вспомнив, о чем она думала, когда он проходил мимо, он заказал себе еще один бурбон. Она посмотрела, словно невзначай, на столик, занятый футболистами. Свитер так соблазнительно облегал ее груди, что болезненный комок у Хьюго подкатил к горлу.

„Ну чего же ты ждешь, сладенький?“ — услыхал он ее мысли.

Она спокойно, молча его оглядывала.

„За ночь любви помолодеешь!“

Второй стаканчик он опрокинул еще резвее первого и удивился: Боже, да так и пьяницей недолго стать! На сей раз, судя по всему, бурбон не оказывал абсолютно никакого воздействия на нервы.

— Ну, пора домой! — Хьюго встал из-за стола, не узнавая собственного голоса. — Что-то я не очень хорошо себя чувствую…

— Иди-иди! — напутствовал его Краниус. — Да хорошенько выспись!

— Да, иду.

Знал бы Краниус знал, что он украл из его кошелька тридцать долларов, — не был бы таким заботливым. Хьюго быстрым шагом прошел мимо стойки, предпринимая героические усилия, чтобы не посмотреть в сторону блондинки.

На улице дождь, нигде не видно такси… Он решил уже добираться до дому пешком, как вдруг услыхал, за спиной кто — то открыл двери бара. Как ни старался — не повернуться: возле бара стоит эта девушка, одна, в пальто… Тоже выискивает на улице такси: вот смотрит на него.

— Ну, пошевеливайся, малыш! Удивительно грубый голос для такой молодой девушки.

Хьюго почувствовал, как вспыхнул, — и в это мгновение подъехало такси; оба направились к нему.

— Можно вас подвезти? — Хьюго не верил самому себе.

— Очень любезно с вашей стороны, — томно отозвалась она.

Через несколько часов, по дороге домой на рассвете, Хьюго, рассеянно шагая, впервые в жизни пожалел, что он не католик. Тогда он сейчас направил бы стопы прямо к священнику — исповедаться, покаяться и тут же получить отпущение грехов.

Сибилла позвонила утром: сообщила, что родители ее, приехавшие сюда, на восток, на свадьбу, собираются в Нью-Йорк и хотят захватить ее с собой. При обычных обстоятельствах, получив такое известие, он не скрыл бы разочарования — в самом деле нежно любил Сибиллу и без нее чувствовал себя всегда каким-то потерянным. Но сейчас его окатила волна облегчения: момент конфронтации, когда ему придется рассказать невинной, доверчивой жене о своем чудовищном поступке, недостойном ее прощения, — или, еще хуже, солгать ей, — откладывается.

— Хорошо, дорогая, — согласился он, — поезжай в Нью-Йорк с мамочкой и папочкой, повеселись как следует. Ты заслуживаешь отдыха. Оставайся там сколько захочешь.

— Хьюго, ты так добр ко мне, что я готова проявить слабость и расплакаться… — В трубке раздался звук поцелуя.