Ирвин Шоу - Полное собрание рассказов. 1957-1973

Впервые в жизни, размышлял Барбер, медленно продвигаясь в плотной толпе пешеходов на улице, он собирается преступить закон, и с таким спокойствием. Интересно, чем это объяснить — влиянием кинофильмов, газет? Из-за них преступность становится чем-то обычным, доступным, в некотором роде даже гуманным. Ты об этом не думаешь и вдруг, неожиданно, когда возможность совершить преступление входит в твою собственную жизнь, воспринимаешь ее как почти нормальное, повседневное событие. Полицейские, вероятно, знают об этом, но они-то смотрят на проблему с другой стороны. Перед ними толпы прохожих, замкнутые, обычные лица, и им приходится на кого-то обращать внимание, они обязаны заранее определить, кто намерен совершить кражу, убийство, изнасилование… С подозрением относятся к каждому, и это наверняка сводит их с ума, так что они готовы арестовать любого…

Барбер наблюдал за ходившими по кругу в паддоке перед началом шестого заезда: разминаются, ждут… Кто-то легко коснулся его плеча.

— Берти, мальчик, ты? — не поворачиваясь, произнес он.

— Прости, что опоздал. — Смит облокотился на поручень рядом. — Наверно, боялся, что вообще не приду?

— Ну, что сказал тебе жокей? — тихо поинтересовался Барбер.

Смит подозрительно оглянулся, улыбнулся.

— Жокей уверен, сам ставит.

— Какой номер?

— Пятый.

Лошадь под пятым номером — легкая гнедая кобылка, с изящной, благородно вскинутой головой; хвост и грива заплетены в косички; шерсть поблескивает, вышагивает споро, ровно — явно хорошая выучка. Жокей — лет сорока, с длинным, кривым французским носом; уродлив, — когда открывает рот, видно, что нет передних зубов. Темно-бордовый картуз надвинут на уши, белая шелковая рубашка в звездах того же темно-бордового цвета. Барбер, глядя на него, думал: как могут подобные уроды скакать на прекрасных лошадях?

— О'кей, Берти, мальчик. Пойду к кассе.

Поставил десять тысяч франков — опережение на нос; ставки показались вполне приемлемыми — семь к одной. Смит поставил двадцать пять тысяч франков. Вместе подошли к трибуне, забрались на самый верх. Лошади уже выходили на беговые дорожки. Народу немного, а на такой высоте, где оказались они, и вовсе никого.

— Ну, Ллойд, — начал Смит с серьезным видом, — ты изучил карты?

— Да, посмотрел.

— Ну и что скажешь?

— Очень хорошие карты.

Смит бросил на него острый взгляд; долго размышлял, что сказать, но решил отделаться, как всегда, презрительным фырканьем.

— Зачем водить меня за нос? Ты ведь понимаешь, что я имею в виду. Решился?

— Я… — начал было Барбер, глядя вниз, на пущенных легким галопом лошадей, — скажу после скачек.

— Ллойд! — крикнул ему кто-то снизу, с правой стороны.

Барбер повернул голову: по лестнице, тяжело ступая, поднимается к нему Джимми Ричардсон — собственной персоной. Толстячок, пухленький, как ребенок, — парижская кухня не пошла ему впрок, ничуть не похудел. Тяжело дышит, полы расстегнутого пальто развеваются, демонстрируя всем пиджак в клетку; спешит к Барберу…

— Ну, как поживаешь? — произнес он, задыхаясь, когда поравнялся с ними, и шлепнул Барбера по спине. — Увидел тебя снизу и подумал — нет ли у тебя надежной подсказки на этот заезд. Сам никак не вычислю, все это меня просто убивает целый день. Я такой недотепа в скачках с препятствиями…

— Хэлло, Джимми! — радушно приветствовал его Барбер. — Познакомьтесь: мистер Ричардсон — мистер Смит.

— Очень рад с вами познакомиться! А как правильно пишется ваше имя? — Ричардсон первый громко заржал над своей шуткой. — Послушай, Ллойд, скажи честно: ты что-нибудь знаешь или нет? Морин убьет меня, если я вернусь домой пустым.

Барбер бросил вопросительный взгляд на Смита — тот доброжелательно разглядывал Ричардсона.

— Ну, вот мальчик Берти говорит — кое-что слышал.

— Мальчик Берти, — Ричардсон так и обратился к Смиту, — очень прошу вас, если…

На губах у Смита появилась тонкая улыбка.

— Номер пять как будто выглядит совсем неплохо. Но поторопитесь — через минуту старт.

— Номер пять, — повторил Ричардсон. — Вас понял. Скоро вернусь. — И галопом понесся вниз по бетонным ступеням — полы пальто развевались за спиной.

— Этот парень, скорее всего, душа доверчивая, а? — поинтересовался Смит.

— Единственный ребенок в семье, — пояснил Барбер. — С тех пор так и не может преодолеть в себе этого недостатка.

Смит вежливо улыбнулся.

— Откуда ты его знаешь?

— Летали в одной эскадрилье.