Дэвид Салой - Каков есть мужчина

Бернар качает головой.

– Ну вот, пошли мы туда в субботу, – продолжает она, – и после того, как я заплатила больше пятидесяти евро за еду и напитки и пошла в туалет, с меня стали требовать еще евро за вход. Меня это вообще не порадовало, и я сказала, что я их клиент. А работница в ответ: ей без разницы, все равно плати. Я говорю, не стану платить и хочу пройти в туалет, так она не пускает. То есть физически проходу не дает. Не пустила. Я сказала, позовите управляющего, и примерно через пятнадцать минут он появляется, говорит, его зовут Ник. И когда я ему объяснила, в чем дело, он просто рассмеялся, рассмеялся мне в лицо. Тогда… Тогда я так разозлилась! Он смеялся мне в лицо. Только представьте. Не подходите близко к этой «Афродите».

– Хорошо, – произносит Бернар.

– Кипр мы любим, – говорит она, поерзав на табурете. – Каждый год тут бываем. Верно? Я Сандра, кстати. А это Чармиан.

– Бернар, – представляется Бернар.

Так они сидят и выпивают два часа, пока тень от отеля не начинает накрывать их. Они прилично набрались. И тут Бернар, чьи мысли все время витали вокруг Иветы и грядущего вечера, замечает, что ему пора идти.

А женщины заказывают еще пару «Магнерс» – уже четвертую, если не пятую пару – и Сандра говорит:

– Тогда увидимся за ужином.

– Хорошо, – говорит Бернар, шагая вброд через бассейн.

Через несколько минут, когда принимает душ, он уже не помнит о них.

Когда он просыпается, уже темно. Он в своей комнате в отеле «Посейдон». В маленькой комнате очень жарко, и где-то рядом грохочет музыка.

Было около шести, когда он пришел из отеля «Вангелис» с легкой головной болью и решил ненадолго прилечь перед ужином. Должно быть, он крепко заснул. Бернар быстро встает и смотрит на часы, боясь, что уже слишком поздно, чтобы идти искать Ивету в «Джестерс». Сейчас только десять, и он снова ложится. Он сильно потеет в душной закрытой комнате. Прошлым вечером Бернар пробовал включить кондиционер, но он не работал.

Он заходит в ванную и старательно моется водой из-под крана.

Свет в ванной такой слабый, что Бернар едва видит в зеркале свое лицо.

Затем он наводит порядок, насколько это возможно. Ведь он надеется, что скоро в этой комнате окажется Ивета, и он не хочет, чтобы она видела его разбросанные вещи.

Довольно долго он выбирает, что надеть, и останавливается на модной белой рубашке, откладывая поло в горизонтальную полоску на другой вечер. Он оставляет расстегнутыми три верхние пуговицы, чтобы была видна курчавая растительность на его груди, и роется в чемодане в поисках пробного флакончика «Эрменеджильдо Дзенья» для мужчин, который прилагался к одному журналу в офисе его дяди. Он выливает на себя примерно половину, а затем, придирчиво обнюхав запястья, выливает и остаток.

Довольный собой, Бернар принимается за волосы и зачесывает непослушную копну назад, непривычно открывая низкий лоб, после чего он фиксирует волосы щедрой порцией ароматного геля.

В неверном свете ванной он тщательно оглядывает себя.

Застегивает третью пуговицу на рубашке.

Снова расстегивает.

И опять застегивает.

Его лоб бледнее щек и носа, и ему это не нравится.

Он пытается начесать волосы на лоб, но результат нравится ему еще меньше.

Наконец, уже злясь на себя, он пробует зачесать волосы обратно.

И все равно что-то ему не нравится, и он думает об этом, спеша по ступенькам в холл, и выходит в ночь, распространяя вокруг аромат «Дзенья».

Уже почти одиннадцать, а он еще ничего не ел. Не то чтобы он голоден – ничего подобного, просто чувствует, что надо бы «заморить червячка».

Он заходит в «Поркиз» и съедает часть кебаба, буквально через силу. Он чуть ли не дрожит от возбуждения и от предвкушения. Чтобы успокоить нервы, он выпивает коктейль – водка и «Ред Булл» – и вспоминает, как легко они общались утром и как подробно она объясняла ему дорогу до «Джестерс» – прямо-таки нарисовала карту. Это помогает.

Он оставляет недоеденный кебаб и направляется по извилистым улицам к «Джестерс».

Найти это заведение не составляет труда – он просто следует за группкой горланящих песни юнцов без рубашек до самого фасада с навесом, отчетливо выделяющегося в адском отсвете неоновых ламп. Неоновый шутовской колпак с бубенцами. Очередь подвыпивших гуляк у крыльца.

Пять евро за вход – и он внутри.

Высматривает ее повсюду.

Перемещаясь в мигающем свете под грохот музыки, он высматривает ее.

Это место как сплошная масса плоти. Тела, мелькающие в темноте. Можно искать всю ночь, думает Бернар, но не найти ее.