Дэвид Салой - Каков есть мужчина

И его сын тоже испытывал чувство привилегированности, сидя в отдельной палате отца. Он пытался произвести на отца впечатление, переводя немецкий текст на упаковке лекарства. В то время он учился в университете в Восточной Германии и прекрасно говорил по-немецки, его отец, не знавший ни слова на иностранном языке, был впечатлен, и Александру это понравилось. Это был последний раз, когда они виделись, так как операция прошла неудачно, отец впал в кому на несколько недель, а потом умер.

Сейчас ему кажется, что тогда в палате был кто-то еще, когда он переводил немецкий текст на упаковке. Кто-то еще был с ними. Но кто?

К своему удивлению, он представляет Сталина, небритого, с серебристой щетиной на подбородке, ковыряющегося в растениях с секатором в руках…

В Суррее светло.

Светло на улице. Желтая листва.

Еще один день.

Он продолжает лежать.

И ощущает оцепенение.

И усталость. Такую усталость. Такую усталость от всего.

Наверное, там был его дядя, думает он, пока он переводил немецкий текст на упаковке от лекарств.

Его дядя Александр. Александр, как он сам.

А через десять лет он покончил с собой.

Ему больше незачем было жить. Он посвятил всю свою жизнь единственной цели, и она оказалась пустышкой.

Что еще у него оставалось, чтобы жить?

Ничего.

Все было кончено.

Вот так.

Следующим утром ему нужно в магазин. В доме ничего не осталось. Он выезжает, едва становится достаточно светло, около восьми, и едет в «Лидл» в Ардженте. От дома вблизи Молинеллы магистраль ведет прямо к магазину. Бескомпромиссно прямая, обсаженная тополями. Кругом раскинулась равнина. Куда ни глянь – ровный горизонт.

Арджента: кусочек пригорода посреди равнины. Он ждет на светофоре и проезжает через центр, а затем вдоль канала, гладь которого отражает зимний свет. Парковка пуста в этот ранний час выходного дня. Он паркуется у входа и вкатывает тележку в теплое, ярко освещенное помещение.

Он знает, где тут что лежит. В этот магазин он стал заглядывать в свой последний приезд в Италию, в этом же году. Он катит тележку вдоль горок товаров, иногда что-то берет или просто останавливается посмотреть. Ему приходится надеть очки, чтобы прочитать этикетку на упаковке чая. Затем он снимает их и катит тележку дальше. Очевидно, он никуда не спешит. Остановившись, он снимает пальто и кладет поверх почти пустой тележки.

Он тщательно выбирает фрукты. Отрывает маленький пакет и, с трудом разлепив его, начинает накладывать мандарины.

Затем берется за яблоки.

Выбирает, тщательно ощупав, авокадо.

Один лимон.

Вынимает список из кармана брюк, чтобы не забыть чего-нибудь в этом отделе. Убедившись, что ничего не забыл, двигается дальше, в отдел напитков, где придирчиво сравнивает цены разных лагеров, расставленных на полках. Ценники на все товары кричаще-желтые, и цены напечатаны шрифтом, напоминающим рукописный, как будто кто-то написал их маркером. (Сначала ему кажется, что ценники действительно написаны от руки. Но нет – строчки слишком ровные.) Он кладет в тележку упаковку лагера «Бергкениг» и двигается дальше. Проходит мимо вин, не глядя на бутылки. Здесь он никогда не стал бы покупать вино.

Дальше непродовольственные товары, где он выбирает губки и моющие средства.

В его тележке всего понемногу – он только что добавил туда пару сосисок в полиэтилене из морозильника, – отчего напрашивается вывод, что живет он один.

И он действительно один.

Прошлым вечером он прибыл в аэропорт Болоньи поздним рейсом «Райанэйр» [75]из Станстеда. На такси по зимним сумеркам к дому. Дом стоял холодный. Силы энтропии наступали на него. На полу были мышиные какашки. И следы влаги на стене у подножья лестницы. Не снимая пальто, он присел на диванчик в холле. Он устал и замерз. Его дыхание клубилось в холодном воздухе, пока он сидел, вертя в руке ключи. Нужно было обогреть дом – затопить печку на мазуте. У него была с собой бутылочка граппы. И он принялся за растопку.

Уже почти десять, когда он перекладывает товары из тележки в свой старый «фольксваген-пассат»-универсал, а затем откатывает пустую дребезжащую тележку назад ко входу в магазин. Он спрашивает себя, не нужно ли ему еще чего-нибудь в Ардженте. Ничего не приходит на ум, и тогда он думает, заводя мотор, не заехать ли куда-нибудь выпить кофе. Пьяцца Гарибальди. На ней есть несколько приятных мест, где приятно посидеть полчаса в холодном солнечном свете с чашечкой капучино и газетой. Но он едет вдоль канала и никак не может решиться. К тому же на маленькой площади почти невозможно припарковаться. Он немного раздражается. Искать сейчас парковку где-то еще ему не хочется, и скоро он выезжает из Ардженты и снова едет среди полей, простирающихся до ясного зимнего горизонта.