Луи де Берньер - Беспокойный отпрыск кардинала Гусмана

Но не таков был доктор Галико – выдающийся туземец своего времени. Он поощрял изучение индейских языков и запрещал любого рода торговлю с заграницей, целью ставя самодостаточность во избежание господства иностранной экономики. В период его абсолютной диктатуры, длившейся тридцать один год, три месяца и двенадцать дней, ни один гражданин не покинул страну, а въехали только четыре иностранца, причем на условии, что не предпримут попытки выезда. Рискнувшего сбежать ботаника повесили перед дворцом на дереве и разнесли пулями в куски, достаточно мелкие, чтобы избавить грифов от труда раздирать останки.

Ни один историк не мог с уверенностью сказать, кто такой доктор Галико – просвещенный благодетель или сумасшедший преступник, что не помешало его посмертному возвеличиванию в национальные герои. Большинство национальных героев всех стран – сумасшедшие преступники. Доктора отличали победы над генералом Белграно в бою, в домино, в армрестлинге; он запретил изучение философии Уильяма Оккама на том основании, что нет причины, по которой сущее не могло бы необязательно и беспредельно увеличиваться.

Так сложилось, что утешением доктора Галико стала любовница-индианка, поскольку глубоко религиозная жена неохотно соглашалась на близость лишь в день его ангела. Индианка быстро нахваталась изящных манер, как любая женщина в ее положении, и по сути превратилась в первую леди нации. Импульсивность доктора Галико и его абсолютная власть способствовали тому, что даже сливки общества отбросили сомнения и отнеслись к индианке с величайшим уважением и почтительностью, не смея отвергнуть приглашения искупаться нагишом в реке, а потом отправиться на корриду с таким количеством быков, что после кровь два дня текла по улицам, окрашивая мостовую в разные цвета.

Когда доктор Галико умер и в воинском гробу был благополучно предан земле, общество восстало против Препуции (получившей такое прозвище из-за формы любимой шляпки), [48]и ей пришлось позорно бежать за границу. На борту корабля, где матросы взыскали с нее жестокую плату за проезд, Препуция направилась в Париж и умерла там в нищете. Ее кости покоились на кладбище у Церкви Сен-Сюльпис, и вся эта история подала его превосходительству блестящую идею, когда консерваторы в последнюю минуту обошли его на антиамериканских скачках и он три дня бесновался. Он тоже мог разыграть патриотическую карту.

Первым делом он заявил, что намерен изменить решение судьи на матче чемпионата мира по футболу, из-за которого их сборная вылетала из соревнований. Венгерский арбитр определил умышленную игру рукой в голевой ситуации, назначил пенальти, и мяч, естественно, оказался в сетке ворот. Весь мир видел на телеэкранах вопиющую попытку сжульничать; то есть видели все, кроме верноподданных граждан государства. Волна возмущения и обиды прокатилась по стране: девушки плакали, солдаты совершали самоубийства, в окна венгерского посольства летел град камней. И вот на гребне недобрых чувств президент Веракрус взлетел к своему первому патриотическому coup de maotre, [49]объявив, что лично организует массовую подачу петиций в ФИФА об отмене судейского решения. Соответственно партийные функционеры прочесали страну сверху донизу от сьерры до джунглей, собирая подписи и крестики, а в партийных комитетах верные люди до поздней ночи изобретали все новые липовые подписи; проверка показала, что многих граждан зовут Рональд Рейган, Принцесса Диана, Никита Хрущев, Лучано Паваротти, Дональд Дак, Председатель Мао, Багз Банни, а проживают они по адресам: Дырка Епископа, Южная Вилка, площадь Тяньаньмэнь и Сиднейская опера.

Когда представитель страны в ООН доставил в штаб-квартиру ФИФА кубометр подписей, консерваторы толпами ринулись в Либеральную партию. Демонстранты высыпали на улицы, кричали «Да здравствует Веракрус!» и размахивали плакатами, где президент изображался в классической позе статуй доктора Галико: одна рука заложена за спину, а другая, сжатая в кулак, дерзко воздета к небесам. Поздно ночью его превосходительство, разослав всем представителям Либеральной партии извещения («явка обязательна»), провел в Национальной Ассамблее слушания по вопросу внешней политики в отношении Андорры. Как и ожидалось, консерваторы не явились вообще, и экстренное ходатайство о награждении его превосходительства за оборону национальной футбольной чести титулом «Воплощение Нации» прошло единогласно.