Карен Бликсен - Семь фантастических историй

Как жаль, — сказал он задумчиво, — что вы такого дурного о нас мнения, ведь все мужчины, которых приходилось вам встречать, я убежден, старались вам понравиться. Не объясните ли вы, отчего это вечно так происходит? вот и мне одна дама объясняла не раз, что я причина ее несчастья и уж лучше обоим нам умереть, — а я-то изо всех сил старался сделать ее счастливой. Уж сколько лет прошло с тех пор, как Адам и Ева, — взгляд его скользнул через залу к их изображению на стене, — соединились в раю, а зачем, спрашивается, если мы так и не научились друг другу угождать?

Ну, а ее вы не спрашивали? — спросила девушка.

Я спрашивал, — ответил он, — но будто злая судьба мешала нам говорить об этом предмете спокойно. Я пришел к быводу, что женщины по какой-то причине вообще предпочитают скрывать, чего они от нас ждут. Они вовсе не стремятся к соглашению. Они хотят состояния вечной войны. О, если в хоть раз в истории человечества мужчина и женщина сошлись вы как два посла дружественных держав и могли вы договориться! Правда, сам я, — прибавил он, помолчав, — когда-то в Париже знавал одну особу, которая вполне могла вы сойти за такого посла. Она была знаменитая куртизанка. Но едва ли вы вы вручили ей верительные грамоты. Скорей сочли вы ее предательницей общего женского дела.

Девушка немного подумала над его словами.

Я полагаю, — сказала она, — что и у вас в стране бывают балы, вечера и рауты?

Да, — сказал он. — Бывают.

А значит, вы знаете сами, — продолжала она медленно, — что роль гостя совсем не та же, что роль хозяина или хозяйки, и никто не ждет и не хочет, чтобы они вели себя одинаково?

Да, вы, разумеется, правы, — сказал Август.

Ну вот, так же точно и вог, — сказала она, — когда создавал Адама и Еву, — она тоже глянула на них через залу, — отвел мужчине в тех отношениях, о которых мы рассуждаем, роль гостя, а женщине — роль хозяйки. Вот мужчина и принимает любовь легко, ведь честь и достоинство дома не ставятся им на карту. И можно ходить в гости даже к тому, кого вовсе не собираешься принимать у себя. А теперь вы скажите мне, граф, — чего нужно гостю?

Я думаю, — сказал Август, немного поразмыслив над ее вопросом, — что, исключив, как мы, я надеюсь, в нашем случае вправе, гостя-невежу, который приходит угощения ради и, навив себе брюхо, тотчас уходит домой, — гостю хочется, во-первых, отвлечься, забыться, избавиться от скуки и уныния будней. Во-вторых, приличному гостю хочется себя показать, произвести впечатление. И в-третьих, наверное, ему хочется лишний раз убедиться, что он подлинно существует на свете. Но раз уж вам угодно было прибегнуть к столь милой метафоре, синьора, ответьте и вы мне великодушно — чего нужно хозяйке?

Хозяйке, — отвечала юная дама, — нужна благодарность.

Но тут громкие голоса под окном положили конец их беседе.

Первым вошел хозяин остерии, пятясь и держа в каждой руке по серебряному подсвечнику, с проворством, удивительным в таком старом человеке. За ним следовали трое господ, для которых и сервировался стол, причем первые двое шли рука об руку. С их приходом зала разом преобразилась, так много внесли они с собой громкости, яркости, да и попросту грубой материи — ибо двое из них были весьма крупные мужчины.

Внимание Августа привлек, как непременно всегда и везде привлекал он внимание каждого, человек лет пятидесяти, непомерной толщины и огромного роста. Одет он был во все черное с изысканным вкусом, белье сверкало белизной, сверкали кольца на пальцах, сверкала крупным бриллиантом галстучная булавка. Кудри свои он густо чернил, лицо пудрил и искусно подкрашивал. Несмотря на толщину и тугой корсет, двигался он с удивительной грацией, словно вслушиваясь в одному ему внятную музыку. Словом, подумалось Августу, если только отвлечься от наших условных понятий о том, как подобает выглядеть человеку, его можно счесть предметом редкой красоты, и из него получился вы, например, весьма внушительный идол. Он-то и держал речь — высоким, пронзительным, но и странно привлекательным голосом.

— Как мило, как мило, мой славный Нино, — говорил он, — что мы снова вместе. Но я слышал о тебе, я за тобой следил и знаю, что ты купил недавно у Касцини «Данаю» Корреджо и упряжку в шестнадцать пегих лошадей для своей новой кареты.

Молодой человек, к которому он обращал свою речь и которого держал под руку, почти его не замечал. Взглянув на юного кавалера, Август тотчас понял, что красота его в этой стране должна высоко цениться. Он успел обойти немало картинных галерей Италии и отдавал себе отчет в том, что любой святой Севастьян, пронзенный стрелами, любой Иоанн Креститель, питающийся акридами и диким медом, и даже любой ангел из отверстого гроба Господня, стоило ему выйти из рамы и приодеться с овдуманной небрежностью, выглядел вы в точности так же. Да еще этот темный тон волос, лица и глаз, отдающий как бы патиной старинных полотен, да еще это выражение бездумности, которая была вы так уместна в раю, где думать уже решительно не о чем.