Олег Ермаков - Радуга и Вереск

— Чего тебе?

— Паспрабую, пан, мядовага квасу, гаспадыня паслала. Вельмі хуткі, ваша міласць. Спадарыня і міргнуць не паспела [28] Испробуй, пан, медового квасу, хозяйка послала. Очень быстрый, ваша милость. Госпожа и моргнуть не успела ( бел .). .

Николаус вскочил на лошадь, взял деревянный глубокий ковш и пригубил приятного пахучего кваса. Квас был холодный, и Николаус подумал, что снова простудится, да обижать пани Елену не захотел и выпил все. Вернув ковш, просил благодарить госпожу и тронул лошадь каблуками, поехал.

Поселился Николай Вржосек на противоположной стороне замка, у Королевского бастиона, земляной крепостцы в виде звезды Давида, только без шестого конца; крепостцу воздвигли после взятия Смоленска на месте пролома. Вместе с ним в большом доме расположились его друзья и еще семеро панцирников. Окна выходили на рыночную площадь, где вечно горланили зазывалы, ругались торговцы. За грязной вонючей площадью стояла церковка, по-местному называемая Казанской. В местном колодце и вода была скверная. В первый же вечер всех проняло, всю ночь славные воители бегали на двор. «Проклятье! Мы проигрываем это сражение! — кричал Любомирский. — Что нам делать?» Он обращался к опытному походнику Пржыемскому. Тот ответил просто: велел выгрести из печи уголья остывшие и подать к столу панов радных. Жибентяй исполнил, насыпал целое глиняное блюдо превосходных черных углей.

— Отведайте сего кушанья, ваша милость! — сказал Пржыемский, первым подцепил самый лакомый уголь и, сунув его прямо в рот, принялся усердно хрустеть.

Остальные некоторое время глядели на него, кто-то мрачно шутил, что таковы трапезы у этих татар московитов в ихнем Тартаре, но потом один, другой последовали его примеру, и уже все дружно жевали уголь, чернея зубами, перемазав губы, а у кого-то черные отметины появились и на щеках и лбу.

— Мы сами, панове, похожи уже на чертей! — восклицал Любомирский. — Дайте нам рогатины — вмиг прогоним московитов!

— Да еще залп дадите, — проворчал угрюмый литвин Жибентяй.

— Что там твой пахолик рек?! — крикнул один худощавый пан.

Вржосек взглянул на вислоусого Жибентяя с желтоватыми длинными волосами.

— Жибентяй?

— Sveikinkite laimėtojams [29] Салют победителям ( лит .). , — проговорил Жибентяй.

— Он нам предрек победу, — ответил Вржосек.

— Он у тебя точно литвин, а не русин?

Уголь и впрямь помог перебороть напасть. Да в доме выявилась другая египетская казнь: клопы. Спалось скверно, все ворочались, кряхтели и поругивались. И еще где-то в пути товарищи-панцирники завшивели. Нет ничего хуже вшей, устраивающих свои бега под камзолами, жупанами и панцирями: терпи, рыцарь. Только вечером, когда с помощью пахолика скинешь всю сбрую, и погоняешь сии орды, прочешешь накусанные места.

С высоты башни, ее называли по-русски Гуркина, Вржосек с друзьями обозревали окрестности и старались разглядеть чуть ли не Кремль, главный дворец Московии, пока дежурный офицер с подвязанной щекой от зубной боли не сообщил им, что смотрят они на запад и, следовательно, могут скорее увидеть Вавель в Кракове. В дали Московии надо всматриваться с противоположной стороны.

С башни открывался вид на зеленую пойму Борисфена и лесистые холмы за ним.

Здесь, на стене, чувствовалась мощь этого замка, построенного русским царем, то ли сыном Иоанна Лютого, то ли кем-то еще. Стена была широка, по ней свободно могли идти жолнеры в четыре ряда. Стена имела три яруса боя: в нижнем были установлены пушки с ядрами и пороховой казной в ящиках — для подошвенного боя, в среднем ярусе камеры для пушек, стрельцов и пушкарей, поднимавшихся туда по приставным лестницам, и верхний бой — из-за зубцов.

В башне были установлены пушки для обстрела подступов к стенам со стороны и для прямой пальбы — до двух тысяч шестисот футов. Башня казалась еще выше благодаря тому, что ее подножие обрывалось в ров.

— Не хотелось бы мне лезть с той стороны с мушкетом, — заметил Пржыемский, высунувшись из бойницы по пояс и глядя вниз.

— А они овладели замком, — откликнулся Вржосек. — И теперь он наш.

Да, здесь можно было воочию убедиться в силе польского духа, слава польского оружия застыла стенами и многообразными — гранеными и четырехугольными — башнями замка.

— Теперь пусть пробуют московиты! — заявил упитанный Любомирский, воинственно вскинув кулак.

— Ты не в ту сторону грозишь, ясновельможный пан, — заметил Пржыемский, усмехаясь в усы.