Олег Ермаков - Радуга и Вереск

— В том магазине на горе, — уточнил Косточкин.

— Торгуют, — веско подтвердил мужичок и непроизвольно шмыгнул носом. — Только не всякий будет покупать их душещипательную продукцию.

Косточкин уже собирался выходить, но замешкался.

— Вроде этого альбома? — с любопытством спросил он у большеносого мужичка с фотосумкой, кивая на фолиант.

— Нет, как к ним залетел этот шедевральный кирпич, я без понятия. Но его-то и продают дешево.

— А вы… — начал Косточкин.

— Не купил! — с вызовом ответил тот, не дослушав вопрос. — А почему, сами поймете, внимательно смотрите на первые страницы… — Он сощурил один глаз, глядя вторым куда-то вверх. — На страницу пятнадцать! Ага, не ошибетесь.

Косточкин хотел бы все-таки задать еще пару вопросов, но что-то удержало его — догадка, что этот коллега так запросто ничего ему не скажет: в противном случае уже сказал бы, но не говорил. Да и ладно. Косточкин вышел из магазина. Отправляться снова на Соборную гору ему не хотелось, он чувствовал уже настоящую усталость. Надо было позаботиться о вечере, об ужине. Поесть он решил в номере. Завернул в магазинчик и купил колбасы, хлеба, картофельных соленых хлопьев. Еще раньше он заметил пункт продажи свежего пива — «Кардымовского». Хорошее название, дремучее, с дымком. Попросил наполнить полулитровую бутыль. Но тара была только литровая и больше. И уже в номере, устроившись перед телевизором, разложив на столе снедь, нарезав колбасу, хлеб и распробовав пиво, порадовался, что взял столько.

После местных новостей — говорили что-то о реставрации древней… или не очень древней иконы и о ее возвращении — переключился на другой канал и попал на ископаемый фильмец «Рукопись, найденная в Сарагосе», польский, Войцеха Хаса, фильмец, любимый Скорсезе, Линчем и самим Джерри Гарсиа из «Благородных мертвецов». Когда-то давно смотрел, а еще раньше подростком читал эту книгу с рисунками обольстительных сестер, неизменно возбуждавших его… Затрепанная библиотечная книжка с выпадающими страницами источала похоть. Он прекрасно помнил это мучительное наслаждение и вполне понимает теперь тех, кто в штыки встречает электронные книжки. Книга из публичной библиотеки ни с чем не сравнится.

Сомнамбулические блуждания героя «Рукописи» захватывали. Да и многое уже выветрилось. Снова подумал о женщине с дочкой из кафе… Они как сестры.

Под конец фильма позвонила Алиса, спросила, едет ли он уже в Москву на пиво с солеными фисташками. Он отвечал, что не уложился за день, наверное, отчалит завтра, хвалил местное пиво. Алиса просила ей привезти бутылочку. Фильм закончился, и он включился в сеть по мобильному телефону, запросил местную крепость, прочитал, что она была построена в начале семнадцатого века зодчим Федором Конем — да, вот как его звали — Конь! — по велению Годунова, шестикилометровая, с тридцатью восемью башнями, из коих после всех взрывов во время польской осады, потом французского захвата сохранились восемнадцать. Приводились названия башен. Была там и Веселуха, «угловая шестнадцатигранная башня». Об этой башне некий Федор Андреевич Эттингер, живший в Смоленске с отцом, обер-комендантом города, а потом уехавший служить в Петербург коллежским советником, в середине девятнадцатого века написал книжку, которую так и назвал «Башня Веселуха». Информация нашлась и о другом Этингере, с одним «т» — Фридрихе Этингере. Но не удалось выяснить, имеет ли смоленский Эттингер отношение к немецкому философу-мистику, оккультисту и писателю восемнадцатого века, почитателю Бёме и Сведенборга. Информация о немецком Этингере сопровождалась цитатой, видимо, из его сочинения: «Господи, дай мне душевный покой, чтобы принять то, чего я не могу изменить, дай мне мужество изменить то, что могу, и мудрость, чтобы отличить одно от другого». Это Павлу показалось дельным. Принимай то, на что нет сил, соучаствуй в том, что по плечу, и отличай одно от другого. А вот третье-то, наверное, самое трудное.

«Рукопись, найденная в Сарагосе» настроила его определенным образом. Как говорится, сведения о «Башне Веселухе» были в тему. И, оживленный воспоминаниями о подростковых эротических опытах над затертой книгой, он загорелся желанием прочесть этот роман… Фридриха… то бишь Федора… Андреевича? Да, Андреевича Эттингера. Ну, не загорелся, все-таки книжные усилия уже не казались ему такими необходимыми, как в школярские и студенческие годы, слушать музыку или смотреть фильмец — оно и поинтереснее, и совмещать полезное с приятным — взглянул на пустую баклажку из-под «Кардымовского» и вздохнул — можно. Но, в общем, подумал, что неплохо бы пролистнуть эту книжку. Там действует польский граф Змеявский, фальшивомонетчик… Хорошая фамилия…