– И как же тебе удалось избавиться от среднеарифметической американской тоски?
– Однажды я встретил гуру. Он был один. Гулял. Мы не сказали друг другу ни слова, мне хватило одного его взгляда. Этот взгляд все изменил. Я понял, что нашла Марианна. И чего недоставало мне.
Я смотрел на него сзади, охваченный самой настоящей яростью, и не верил ему: его подчеркнутое смирение казалось мне насквозь фальшивым, его разговоры – пропущенными через фильтр лицемерия и потому отвратительными.
Он разгребал снег как заведенный, говорил между одним взмахом лопаты и другим, и это придавало его словам скандирующий ритм.
– Правда, – продолжал он. – Все произошло в какую-то долю секунды. Только что меня угнетало чувство одиночества. Вокруг была пустота. На душе тоска. Все мысли о том, чтобы уехать. Хуже не бывает. Полное отчаяние. И вдруг все изменилось. Я почувствовал себя удивительно легко. У меня словно выросли крылья. Перед моими глазами прошла вся моя жизнь, я увидел ее в разных ракурсах. С разного расстояния. Раньше как было? Завтра. Послезавтра. Может быть. Если. И вдруг все стало иначе. Какое там расстояние! Какие барьеры! Я был здесь. Этим все сказано. – Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, он тяжело дышит – еще бы, столько снега перекидал! – глаза светятся гордостью за работу и за ту истину, что он старается мне открыть. Интересно, знает ли он, что говорит словами Марианны, точь-в-точь, а если знает, то делает это осознанно или бессознательно? Я выдерживаю его взгляд, словно я какой-нибудь супермен из фильма или неуступчивый покупатель на базаре. – Я написал письма всем своим женщинам, они у меня чуть ли не в каждой стране есть. Написал, что мне было с ними хорошо и что между нами все кончено. Написал друзьям: «Ребята, я здесь». Написал Нине, что, если она хочет жить со своим отцом, она знает, где его искать, здесь ее ждет семья, дом, где у нее будет своя комната. Я бросил пить, бросил курить, отказался от мяса. Попросил владельцев галерей, где выставлял на продажу картины, не особенно на меня рассчитывать. Сказал Марианне, что моя жизнь в ее распоряжении и я готов делать все, как она захочет. Раньше у меня для нее не хватало времени, энергии, не хватало терпения быть внимательным.
«А теперь?» – хотелось мне спросить, и, наверно, он ждал этого вопроса, но я его не задал. По-моему, в этом не было необходимости, он не нуждался в подстегивании: его глаза, его голос красноречиво говорили о том, что он достиг, чего хотел, что он счастлив.
Он снова занялся снегом, действуя в прежнем ритме.
– Я понимаю, – сказал он. – Ты находишь это нелепым. А ведь ты умный. И воображение у тебя есть, чтобы понять, насколько мои обстоятельства отличались от твоих. Но у тебя все впереди. Пока еще ты далеко. Как я когда-то. Чтобы прийти, нужно время.
– Прийти к чему? – спросил я, потому что мне надоело молча выслушивать этого проповедника с лопатой, осточертело его занудство, я устал, я окоченел.
Он повернулся ко мне и посмотрел на меня глазами святого.
– Как к чему? К счастью.
Он был уверен, что просвещает меня, что я потрясен, он не сомневался в том, что помогает мне задуматься, открывает мне глаза.
Я поправил темные очки, я был чернее тучи в этом белом царстве.
– К пониманию того, что быть счастливыми – это работа, – развивал свою мысль Витторио. – Это как строительство дома. Доска за доской, гвоздь за гвоздем. Ты должен постоянно проверять, что все делаешь на совесть, должен следить за тем, чтобы на строительной площадке были чистота и порядок. Нельзя ничего запускать. Даже в отношениях между мужчиной и женщиной, если они хотят быть вместе. Это работа, Уто. Вначале тебе может казаться, что все наоборот, что все зависит от интуиции и от случая, что счастье – это как подарок судьбы. Что нет ничего проще и естественнее, чем быть счастливым. На самом же деле это совсем не просто. Если ты не примешься за работу сразу, ты и сам не заметишь, как все рухнет. Если не сосредоточишь все внимание, все усилия, не приложишь всю энергию, не посвятишь все время, не мобилизуешь все свое воображение. Я слишком поздно это понял, но это так.
Мы были уже почти на полпути между калиткой и входом в дом лысого любителя инжира. Я в сердцах воткнул лопату в снег. Ну и чего я этим добился? Заставил его замолчать? Как бы не так!
– Само собой разумеется, что ради счастья тебе придется от многого отказаться, – глядя на меня, распинался Витторио. – Например, от извечного вопроса «быть или не быть». От того, чтобы говорить одно, а делать прямо противоположное. Рубить так рубить, верно? Тебе нужен сначала топор и уж потом молоток и гвозди. Но ты не пожалеешь, Уто.
Читать дальше