Толкал ли я машину, думал он, ожидая, пока пройдет тошнота. Если б я только мог начать вспоминать хоть что-нибудь. Он стал лавировать меж булыжниками, двигая руками, двигая ногами, изображая, как поворачивал машину, тормозил (затормозил ли?), вышел из машины, обошел ее кругом и стал толкать, растопырив пальцы звездами. Если теперь он мысленно видит свои руки, похожие на звезды, значит ли это, что он действительно их видел, видел, как они скользили и напрягались, упираясь в стекло? Или то были фантазии? Можно ли найти хоть какое-нибудь доказательство? Но доказательство ускользнуло, и вернулось бесплодное, беспомощное ощущение пустоты. Если б хоть кто-нибудь знал. Если б нашелся хоть один свидетель. «Стой, но ведь свидетель был, и я его даже узнал!» Но и эта мысль растворилась в мозгу и исчезла.
«Мне совсем плохо, — подумал он, — нужно просить, искать помощи. Я пойду к Джону Роберту. Он в конце концов должен меня принять». Эта формулировка успокоила Джорджа. Я напишу ему письмо, подумал он, и все объясню. Да, так я и сделаю, письмо все объяснит. Не может быть, что он на самом деле такой жестокий, он просто не понял, это ошибка. Я напишу ему хорошее письмо, ясное, честное, он от него не отмахнется. Тогда он меня увидит и будет ко мне добр, и о, какое это будет облегчение. Надежда вернулась к нему, как теплый свет открывающейся двери, который спокойно разгоняет мрак и возвращает человеку его самого. Теперь у Джорджа было будущее. Он чувствовал себя кротким, вменяемым, целостным. Он задышал спокойно. Вот как это будет, подумал он. Все будет хорошо. И со мной тоже все будет хорошо. Я стану лучше. А теперь я вернусь домой и посплю. Он пошел по набережной в направлении Друидсдейла.
Четыре человека, прячась в разных местах, следили за Джорджем. Валери прошла через ворота в фабричный двор и смотрела на Джорджа через решетку. Диана пряталась за большим кустом бузины, растущим меж камней набережной. Отец Бернард слегка отстал от Дианы, он скрывался за поворотом набережной и озирался, подглядывая одновременно за Дианой и за Джорджем. Поскольку я знал, куда направляется Джордж, то пошел кружным путем, по Коммерческому проезду, вышел на набережную за чугунным мостиком и устроился на вершине кучи домашнего мусора, который здесь запрещено сваливать. Отсюда мне было хорошо видно Джорджа, и в то же время я мог следить за всеми своими конкурентами по подглядыванию.
У этого вечера не было драматической развязки — он просто сошел на нет в меланхолической, элегической тишине. Со своего наблюдательного пункта, укрывшись за горой старых матрасов, я видел серьезное красивое лицо Валери Коссом (она была ближе всех). Я видел, с какой печалью и беспокойством она следила за Джорджем, выделывавшим на набережной то, что Валери должно было казаться необъяснимыми безумными коленцами. (Я-то сразу понял, что Джордж воспроизводит обстоятельства своей драмы.) И я подумал, как повезло Джорджу, что его любит эта красивая и умная девушка, и как мало он ценит это везение. Чуть подальше я различал бедняжку Диану, неловко скрючившуюся между кустом и перилами набережной, а дальше — темный силуэт отца Бернарда, который то выглядывал, то опять прятался, и его одежды шевелились. Во всей этой сцене было что-то ужасно смешное и в то же время что-то трогательное. По-видимому, все мы решили «присмотреть» за Джорджем, хотя отец Бернард, конечно, пришел еще и затем, чтобы защитить Диану. У меня сложилось убеждение, что Джордж может внезапно броситься в канал, просто чтобы совершить бессмысленный акт насилия. Я ни минуты не думал, что он может покончить жизнь самоубийством. (В любом случае ни один эннистонец не станет топиться, чтобы покончить с собой.) Я с облегчением увидел, что Джордж повернулся спиной к роковой точке на набережной и побрел в сторону дома. Кажется, кризис миновал. Когда Джордж проходил мимо Дианы, она скорчилась в темный комок за деревом. Очень может быть, что Джордж увидел ее и проигнорировал. Отец Бернард торопливо, неуклюже протиснулся через решетку. Валери была в безопасном месте и не шелохнулась. Я ничего не мог с собой поделать — финал этой сцены меня ужасно рассмешил.
Вышел отец Бернард и помог Диане вылезти из-за дерева. Обнял ее за плечи и повел прочь. Валери вышла из ворот на набережную, увидела парочку и стала смотреть им вслед. Потом повернулась и направилась в другую сторону, мимо того места, где прятался я. Когда она поравнялась со мной, я отчетливо увидел ее лицо. На нем застыло странное выражение — глубокая печаль, усталость, серьезность, даже суровость, — и все же изгиб рта наводил на мысль об улыбке, хотя мог предвещать и слезы. Меня тогда поразила мысль, что, может быть, ее лицо очень хорошо выражает чувство, которое в конечном итоге, в самой глубине всего сущего, если только можно себе такое вообразить, кто-то (может быть, Бог) испытывает по поводу Джорджа.
Читать дальше