Айрис Мердок - Ученик философа

Когда стало слишком поздно? Может быть, всегда казалось, что слишком поздно? Годы шли, и Джон Роберт, неустанно и мучительно препарируя свое сожаление, все время сдвигал момент, когда стало слишком поздно, — сдвигал все ближе и ближе к настоящему, никогда его не догоняя. Но если момент «слишком поздно» все время сдвигается вот так, разве не во власти философа, глядя на настоящее из будущего, решить, что все-таки сейчас еще не «слишком поздно»? Возможно, идея именно этой свободы мучила философа больше всего. Он еще мог «что-то сделать насчет Хэтти». Или не мог? Что он на самом деле мог после всех этих лет? Какой ход он может сделать, не запугав, не испугав ее? Он бесконечно перебирал эти мысли, втайне преображал и очищал их и в то же время боролся с самыми насущными проблемами своей философии. Таким образом, его способность к мрачному размышлению и страданию сравнялась с его гигантской работоспособностью, но не уменьшила ее.

Он часто думал, не написать ли Хэтти письмо, выразив надежду, что она поймет, как он ее любит. Но, перечитывая воображаемое письмо, видел, что оно банально до потери всякого значения, настолько, что даже стыдно становится, или же слишком мелодраматично и выбивает из колеи. Люди решали подобные проблемы, даже не замечая их, или жили настолько бездумно, что проблемы просто не возникало, но он так не мог. Может, дело в том, что он ее любит? Любовь ли это? Неужели он в конечном итоге так мало знает о мире, что не может полностью постичь это понятие? Чувствует ли он к ней сейчас то же, что чувствовал, когда ей было восемь лет (или девять)? Быть может, его чувство и мысль, которую он мог обозначить, все время менялись. Изменились ли они в особенности в последнее время, когда Хэтти… выросла? Сказать, что Джон Роберт влюблен в свою внучку, означало бы использовать слишком туманный и сомнительный термин. Но, без сомнения, он был одержим ею.

За многие годы, что Джон Роберт думал о Хэтти, он видел ее лишь изредка. Он специально ограничивал визиты к ней, и это делало ее загадочней. Потом он понял, что это, конечно, была ошибка, надо было держать внучку при себе. Но вдруг фамильярность лишила бы ее очарования? Он не мог увидеть всю ситуацию целиком или воспринять ее как целостную. Необходимые гипотезы противоречили другим столь же необходимым гипотезам. Совсем как в некоторых философских задачах. Она бы помешала его работе. Сделала бы она его «счастливым»? Еще одно сомнительное понятие. Но, кажется, неизбежно и несмотря на изменения в ее жизни, она была целостной и без него. Когда он ее впервые заметил, ее отец был еще жив, но презрение, которое философ питал к Уиту Мейнеллу, практически сбросило его со счетов, как никогда не получалось сбросить Эми. Эми была пятном, занозой, отвратительной и даже зловещей опухолью. Уит Мейнелл был ничтожеством. На облике Хэтти, которая начала источать свет, не было ни тени. Это отсутствие делало Хэтти заметней, но не делало ее более досягаемой. Казалось, она ведет какую-то свою жизнь, в которой Джон Роберт неизбежно фигурирует как ненужная, посторонняя фигура, чье появление приходится терпеть. Бедняга Уит, конечно же, не скрывал желания видеть тестя пореже, и Хэтти, по-видимому, естественным образом разделяла это желание. Потом, с Марго, было почти то же самое. О, какими трудными, непостоянными, какими несчастными, должно быть, были обстоятельства жизни Хэтти! Но то, что Розанов это понимал, никак не помогало ему прийти к сколько-нибудь разумному решению. Иногда он смутно грезил о том, чтобы взять и забрать внучку с собой, похитить, поселиться с ней в каком-нибудь палаццо испанского стиля где-нибудь в безлюдной части Южной Калифорнии, окружить роскошью и лакомствами. Но что получится на деле? Вдруг это вызовет у нее замешательство, беспокойство, раздражение, скуку, разочарование, желание сбежать? Сама мысль о Хэтти в таком состоянии была так болезненна для Джона Роберта, что об эксперименте не могло быть и речи. Может быть, лучше просто смотреть со стороны, как Хэтти растет, получая от этого сколько можно удовлетворения? Теперешние холодные отношения, по крайней мере, гарантировали отсутствие проблем, ситуаций, последствий. Ведь он занятой человек, ему надо думать о своей безопасности! Но… смотреть со стороны, как она растет… Ей исполнялось четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, и Джон Роберт все сильнее ощущал свое «слишком поздно». Если признание в любви, или что там у него на самом деле, скорее всего, ужаснет Хэтти, не значит ли это, что его любовь была или становится чем-то ужасным? Джон Роберт не привык запрещать себе думать, но на сей раз был вынужден это сделать.