Айрис Мердок - Ученик философа

Дивная игрушка — дом — отвлекала их от беспокойства. Хэтти мельком осмотрела город, а потом девушки занялись расстановкой и обустройством. Прибыл сундук и книги Хэтти. Девушки расставили книги и развесили одежду. Еще они передвинули мебель. Хэтти поставила на комод чешущего ухо бурого кролика, эскимосского тюленя, гладкого, как слизень, и бело-розовую японскую вазочку с примулами, недрогнувшей рукой сорванными в том конце сада, что ближе к проезду Форума. Девушки обегали весь дом, открыли все ящики и дверцы шкафов, распахнули все расписные ставни. В одной из комнат первого этажа они слегка испугались, когда, открыв шкаф, наткнулись на недвижные взоры грубо раскрашенных божков из глины и папье-маше. То были старые идолы Алекс, которых она собиралась убрать, но забыла, прощаясь со Слиппер-хаусом после известия, что Джон Роберт тут жить не будет. Она убрала кисти и краски, печальные живописные напоминания о ее прежней жизни неудавшейся художницы, но божков оставила. Хэтти отнесла одного — рыжего, с песьей головой и застывшим взглядом — наверх, к себе в комнату, в компанию к кролику, тюленю и японской вазе, но вскоре, движимая суеверным чувством, вернула обратно в шкаф. Перл, когда первый раз ночевала в доме, еще будучи одна, выбрала маленькую спальню окнами на Белмонт (которую Алекс предназначала для Джона Роберта), а не большую (с собакой и дирижаблем, окнами на сад и заднюю калитку). Но Хэтти, когда приехала, предпочла вид на Белмонт, потому что там были береза, медный бук и гинкго.

— Наверно, мне надо завтра пойти повидать миссис Маккефри.

— Профессор не велел ее беспокоить. Я ей сказала, что мы приедем. Мы с ней столкнемся в саду.

— Надо полагать, в сад нам можно.

— Он ничего не сказал про сад.

— Как близко кажется шум поезда ночью. Ты заперла дверь?

— Да.

Они сидели в спальне Хэтти. Хэтти — в бело-фиолетовой школьной ночной рубашке с длинными рукавами, Перл в темно-синей нижней юбке и темно-синих чулках. Хэтти сидела на кровати, Перл — в одном из восточных бамбуковых кресел. Они сидели прямо, сосредоточенно, настороженно, будто на совещании. Волосы Хэтти, почти серебряные, длинной тяжелой косой спадали по спине; они выглядели странно, гладко, словно растение, проросшее на тропическом дереве. Мраморно-бледные глаза беспокойно озирались, опасаясь узреть в окружающем нежданный дефект или упущение. Одна ладонь была прижата к губам, а другая касалась лба, словно надевая или поправляя невидимую ауру, тюрбаном окутавшую голову. Детское личико было гладким и прозрачным, без единой морщинки. Перл сегодня не выглядела строгой и старшей. Она только что вымыла голову, и в темно-каштановых волосах, ненадолго окруживших лицо пружинистым ореолом, заиграли рыжеватые отблески. Уже на следующий день волосы снова потемнеют, станут прямее и жестче. Желтоватый лоб Перл и тонкий нос, отходивший от него столь неумолимой прямой линией, словно кто-то нарисовал вертикаль, указующую на тонкий прямой рот, иногда темнели, чуть морщинились, обветренные. Сегодня смуглая кожа Перл была восковой, красивой, чуть полированной, словно тронутой южным солнцем, зелено-карие глаза — не яростными, а задумчивыми.

— Мне надо будет зашить эту ночнушку. Смотри, на плече Дырка.

— Я зашью, — ответила Перл, — оставь ее завтра где-нибудь на виду.

— Нет, с какой стати ты будешь зашивать мои вещи?

Перл не ответила. Слишком пугающий фон для таких вопросов складывался вокруг в последнее время. Вместо этого она сказала:

— Тебе надо купить вещей. Странная ты, обычно девчонки только и думают, что о тряпках.

— Нет, не странная, — ответила Хэтти. И добавила: — Нам надо экономить.

Открылась еще одна пугающая перспектива.

— Нам?

На самом деле Перл откладывала деньги, значительную часть собственного жалованья, и деньги Хэтти тоже накапливались, поскольку она была удивительно равнодушна к одежде и вообще к радостям жизни и до сих пор трудно бывало уговорить ее что-нибудь потратить. Профессор (как Перл его называла) не задавал вопросов, а Перл не считала своим долгом сообщать ему, что средства, выделяемые им на содержание Хэтти, копятся на счету в банке. Когда-нибудь Хэтти пригодятся эти деньги. Перл, с ее тонким прямым носом и узким прямым ртом, была очень рассудительна, в том числе — умела не слишком задумываться о головокружительной открытости будущего. Перл была рада, что у них есть деньги, у нее и у Хэтти; и все это, вместе взятое, — ее облегчение и сказанное Хэтти «мы», в сложившихся обстоятельствах звучащее странно и вызывающее вопросы, — чем-то расстроило обоих. Они не говорили об этом вслух, но обе не полностью доверяли Розанову — он был слишком всемогущ, непредсказуем, невероятно странен.