Петер Хандке - По деревням

Ты имеешь в виду меня?

Я имею в виду тебя.

Софи перед занавесом. К ней присоединяется Грегор.

Знаешь, я ведь была в тебя влюблена. Я не просто тебя любила как брата. Стоило тебе появиться, я чувствовала волнение, как будто ты – тот самый единственный. Ты был для меня человеком, о котором я мечтала и к которому меня тянуло, человеком, которому я могла верить. Тогда я даже старалась писать твоим почерком и перерисовывала твои рисунки. Всякий раз, возвращаясь домой, ты являлся как тиран, и остальные боялись тебя. Только я не обращала внимания на твои замашки, на твой тон и твои манеры, и ты был мне благодарен за это. Когда у меня появились свои друзья, мне было стыдно перед тобой за них и в наших разговорах я старалась показать тебе, что это все так, несерьезно. А ведь как ты держался, когда родители оставляли нас на тебя, – настоящим хозяином. Да и к тому же я чувствовала, что тебе хотелось бы, чтобы я всегда была спокойной, послушной, кроткой, скромной девочкой, занятой своими мелкими девчоночьими делами, – одним словом, милой, славной младшей сестричкой. Вот почему я научилась скрывать от тебя свои желания и стремления. Правда, мне казалось при этом, что я тебя обманываю, и одновременно я перестала быть в тебя влюбленной: твой образ перестал трепетать во мне, а твой вид перестал наполнять глаза теплом. Да, теперь у меня появилась цель. Это воплощенная мечта, и только такая может считаться настоящей! Покажи мне того, кто утверждает, что стал мудрее, отказавшись от мечты, и я покажу тебе мастера отговорок. Ведь каждая мечта, которую удается воплотить, помогает воплотиться остальным. Отнесись серьезно к твоей сестре и помоги ей создать свое пространство. У меня тоже есть право. Крошечная лавка – это уже центр, из которого будет исходить ласковый свет. И быть может, в один прекрасный день этот свет доставит радость и тебе, почему нет? Поверь мне: это так чудесно – входить в свое собственное помещение полновластной хозяйкой! И разве не ты нас с братом все время учил: «В жизни нужно уметь принимать решения»?

Какой ты будешь в этой новой роли? Я вижу тебя уже накрашенной, в костюме. Слышу стук твоих каблуков, чутко реагирующих на появление каждого, пусть даже случайно заглянувшего покупателя. В твоих глазах будет неестественный блеск, в твоем голосе – неестественная певучесть, в извивах твоего тела – неестественное изящество, в твоей танцующей походке – неестественный ритм, – с головы до пят, одна сплошная ложная энергия. Однажды я проходил мимо твоей работы и увидел тебя в витрине: ты была без туфель, в одних чулках, во рту зажаты булавки. «Вот человек моей породы», – подумал я. Никакого искусственного рвения, движения твоих рук были медленны, неспешны, замысловаты, по-своему небрежны, как будто ты исполняла эту работу не для какого-то там шефа, а для меня, случайного прохожего. Ты внесла в застекленное пространство витрины свежий воздух свободы. Я знал: и дома ты всегда будешь действительно дома, в кино – в кино, в траве – в траве, и твое воскресенье будет всегда воскресеньем. Там, стоя на цыпочках, в одних чулках, ты была плоть от плоти моей и одновременно принадлежала человечеству, к которому ты, загримировавшись под бизнес-леди, никогда уже принадлежать не будешь. Твоя особая прямая, честная походка никогда уже не будет танцем свободы, но превратится в продукт плохо усвоенных уроков, преподнесенных по скоростной методе. По одну сторону прилавка будут разливаться медоточивые речи, а по другую греметь казарменные окрики. Ты сможешь предложить другим богатый выбор, но сама уже ничего не будешь любить. Вместо того чтобы смотреть, ты будешь только все оценивать, и при этом разучишься отличать мужчин от женщин, детей от взрослых, хорошее от дорогого. Зато ты будешь уметь безошибочно отличать простой пугач от настоящего пистолета. Твоим символом станет бренчащая связка ключей, надетая на палец холодной деловой руки и ощетинившаяся острыми пиками, словно смертоносное оружие. И где бы ты ни была, в лесу ли, у моря, вместо шума стихий в ушах у тебя будет стоять только стрекот кассы. И станет тебе родиной Торговая палата, и присвоено тебе будет имя «собственница магазина», которое уже при жизни будет читаться как надпись на могиле. Никогда больше у тебя не вспотеют подмышки, никогда ты не покраснеешь и никогда не будешь в туалете читать письмо. Прибьешь табличку – и с тобой все будет кончено, и ничего уже в тебе не будет летящего, кроме разве что искусственно уложенных волос. Какая сила заставляет тебя умножить число тех, кто входит в недобрый легион живых трупов, и перестать быть человеком? Какое тебе удовольствие от того, чтобы пролететь ароматным, парфюмированным облаком, пахнуть разложением и раствориться в небытии?