Пер Энквист - Пятая зима магнетизёра

Конструкция чана, которым в Зеефонде пользовался Мейснер, была значительно более простой. Зелингер в своем отчете один раз упоминает о ней. Вместо бутылок Мейснер использовал обернутый бумагой стеклянный шар. Откуда он его добыл, не говорится. Он не посыпал этот шар поверх стекла металлической стружкой, как делали позднее его последователи. А железные стержни заменил железными цепями.

Впрочем, внешнее устройство значения не имело. Де Пюисегюр в имении Бюзанси использовал вместо чана огромный дуб. В его тени местные жители погружались в целительный сон. Пюисегюр добивался очень хороших результатов.

Янсенист дьякон Франсуа Пари скончался в 1727 году от чрезмерной аскезы. Вскоре, по слухам, на его могиле на кладбище Сен-Медар стали происходить чудеса. Уже через месяц там ежедневно собиралось по восемьсот больных, у многих из которых под воздействием святой силы, исходившей от праха, начинались страшные конвульсии. Некоторые вели себя словно дикие звери.

Один из них, адвокат Пино, принадлежавший к течению янсенистов, ежедневно по три часа, от одиннадцати до двух, лаял как собака. Когда это стало известно, удивительные вещи начали твориться и с королевским придворным секретарем Фонтеном. «Шесть месяцев подряд ежедневно от девяти до одиннадцати кружил он вокруг самого себя, и притом с такой скоростью, что проделывал шестьдесят оборотов в минуту, читая в то же время вслух отрывки из «Нравственных рассуждений» Кенеля».

Однажды между Мейснером и Зелингером завязался разговор об этих событиях. Первым о них упомянул Мейснер. Он выразил сожаление, что шарлатанство и подделки буйными сорняками расцветают по следам чудесного. «Иногда очень трудно провести границу между ложным и фантастическим, — заявил он. — И это еще усложняет мою задачу».

На лечение к Мейснеру записался человек по имени Карл Моранд. Он был очень слаб, худ и бледен. Мейснер сомневался, стоит ли браться за его лечение.

Но все-таки взялся.

Во время первого сеанса у больного начались сильные судороги. Его, как обычно, перенесли в соседнюю комнату и всячески старались ему помочь. Мейснер в это время работал в большой гостиной, Морандом занимался Ткач.

Моранд был действительно очень слаб. Он приехал в Зеефонд за год до этого и вначале, по слухам, был человеком весьма состоятельным, однако богатство его с тех пор заметно уменьшилось.

Полчаса спустя Ткач вошел к Мейснеру — глаза у него блуждали, руки тряслись.

— Судороги прошли, — сказал Ткач. — Теперь он лежит спокойно.

Мейснер кивнул, продолжая свое дело. У него было много пациентов.

В девять часов сеанс закончился. К тому времени Зелингер уже давно отправился домой. Обессиленный Мейснер тяжело опустился на стул возле чана.

— Теперь пойдем домой спать, — устало сказал он. Ткач бросил на него беспокойный взгляд.

— Этот человек все еще лежит там, — сказал он.

Мейснер поднял глаза на своего слугу. Помолчав несколько минут, он встал и вышел в соседнюю комнату, где лежал Моранд.

Света в комнате не было. В Париже «комнату кризисов» обычно выстилали матрацами, но здесь у Мейснера на это не было средств. Вообще эта комната служила больше для видимости, была своего рода рекламой. Мейснер зажег свечу и подошел к человеку, лежавшему на диване. Ткач прокрался в комнату следом за Мейснером, все больше волнуясь.

Человек лежал вытянувшись в струнку, с закрытыми глазами. Кожа совсем пожелтела, дыхания не было слышно. Глаза Мейснера вдруг настороженно сверкнули. Наклонившись над Морандом, он дотронулся до него. Никакого ответа. Он сильно потряс лежащего, но опомнился и стал его поглаживать. Через несколько минут он прекратил массаж. Человек оставался неподвижным.

— Он спит тяжелым сном, — начал было Ткач, но Мейснер его оборвал.

Он пощупал пульс Моранда. Пульса не было. Он с силой провел рукой по лицу больного, но ощутил только холодную шершавую кожу и никакого движения. Тогда он приподнял веко Моранда и тут, наконец, увидел.

Ему и раньше приходилось видеть мертвецов. Теперь он увидел еще одного.

Когда возникала опасность, он всегда становился спокойным. Он подозвал карету и с помощью Ткача внес в нее Моранда. Все разошлись по домам, их никто не видел. Не торопясь, с опущенными занавесками ехали они к дому Моранда.

— Поддержим его с двух сторон, — тихо приказал Мейснер Ткачу. — Пусть его ноги касаются земли.

Они вышли из кареты, сонный кучер не вглядывался в троих седоков. Они открыли дверь и на лестнице встретили хозяйку дома. Выглянув из своей комнаты, она с любопытством уставилась на двоих мужчин, бережно ведших больного в его комнату.