Любовь Рябикина - Жизнь моя - Армия

— Этт-т-то еще что такое? Я вас спрашиваю! Поросят травить?!?

С каждым словом голос Васина набирал силу. Гулькин поспешил отступить за котел и теперь выглядывал из-за него, боясь получить по голове лопатой, которой прапорщик размахивал уже недвусмысленно. Игорь пискнул, чуть пригнувшись за печь:

— Случайно попал, товарищ прапорщик. Наверное с очистками принесли…

Прапорщик проревел:

— Я тебе покажу, случайно! Никаких девок на сегодня! Ты у меня это пойло с окурками сам сожрешь, а свинтусам новое сваришь!

Солдат понял, то терять уже нечего и прапорщик сейчас в таком состоянии, что заставит его наесться очисток и комбикорма до отвала. Требовалось ошеломить начальство, что он незамедлительно сделал. Резко выпрямился из-за котла. Его голос неожиданно набрал силу:

— Лопну и вы за это отвечать будете! Или в санчасть угожу с отравлением!

Лучше бы он не напоминал об отравлении! Гулькин по лицу начальника понял, что сболтнул лишнего. Лицо прапорщика застыло в зловещей гримасе и начало меняться в цветах. Перед глазами Васина возникла картина отравившихся поросят. Ловким броском он оказался рядом с Гулькиным и сцапал не успевшего отскочить парня за грудки. Приблизив багровую вместительную рожу к бледному вытянувшемуся лицу подчиненного, проревел грозно:

— Свинтусов, значит, травить можно, а тебя нельзя?!? Ну это мы посмотрим!

Он вдруг сгреб несчастный окурок лапищей и быстро затолкал солдату в рот. Проревел, закрывая ему рот ладонью, чтоб не выплюнул:

— Ешь!!!

Игорь от неожиданности проглотил окурок не жуя и закашлялся, багровея на глазах. Разозленный прапорщик, не отпуская солдата, дотянулся до старой и оббитой эмалированной кружки, стоявшей на столе и зачерпнул немножко пойла из котла. Поболтал, чтоб побыстрее остыло и поднес к губам подчиненного. Уже вполне спокойно сказал продолжавшему кашлять парню:

— Запей!

Тот не стал сопротивляться и глотнул довольно противного на вкус варева. Через несколько секунд, резко оторвав руку прапорщика от себя, со всех ног кинулся за дверь. Минуты через три он вернулся весь позеленевший, в испарине и сообщил, похлопывая мокрыми потемневшими ресницами, словно телок:

— Ну вот, отравили вы меня…

Васин, не спешно помешивая пойло в котле, почти ласково ответил:

— Еще раз обнаружу окурок, приволоку мусорницу из курилки у штаба и все окурки тебя съесть заставлю! Запивать станешь пойлом и…

Парень вновь скрылся за дверью, так и не дослушав. Когда он вернулся во второй раз, начальник с добродушнейшей физиономией застегивал бушлат:

— Можешь приглашать на вечер девчонку! Я поговорю с ротным…

Посеревший с лица Гулькин отказался:

— Да нет, спасибо, что-то расхотелось свиданку устраивать…

Довольный Васин, со счастливой улыбкой на лице, направился к штабу. Игорь, тяжело дыша и часто сглатывая вязкую слюну, глядел на кипевшее коричневое варево. Помешал пойло лопатой, чтобы не пригорело. Дважды отрывался, чтобы выйти на улицу и подышать воздухом. Во рту было противно, а в груди саднило. Где-то через полчаса после ухода прапорщика в кормоцех заглянули Ваганов и Рогов. Ефрейтор попросил:

— Витек, сигаретку одолжишь? У меня закончились, а в магазин идти по морозу в лом. Давай покурим? Васька домой пошел. Мы видели…

Гулькин как раз помешивал пойло. Сунул в руки Ваганова всю пачку. Отвернулся в сторону и буркнул, заметно побледнев:

— Забирай. Я бросил…

Рогов вытаращил глаза:

— Да ты что? Ты же утром вовсю курил!

Игорь мрачно поглядел на обоих, с удовольствием затянувшихся дымом дружков и попросил:

— Не курили бы вы здесь. Мне от дыма плохо станет…

Ваганов вытаращил глаза и уставился на него. Переглянулся с Роговым. Оба направились к двери, заметив, что Гулькин вовсе не шутит и аж посерел лицом. Это было так не похоже на неисправимого, казалось бы, курильщика. Через минуту вернулись. Ефрейтор спросил:

— Гуля, что это с тобой? Ты словно не в себе. Уходил из роты вроде бы нормальный. Заболел? Так давай мы ротному доложим и у котла подежурим, а ты в санчасть иди. Там правда только медсестра сейчас…

Игорь зло рявкнул:

— Отстаньте от меня! Не пойду я не в какую санчасть!

Приятели пытались расспрашивать, но он молчал. Во рту стоял противный привкус размокшего в пойле окурка. От этого тошнота то и дело подступала к горлу. Гулькин с трудом сдерживался, чтоб не обматерить сердобольных друзей. Он разумом понимал, что они не хотят ему зла, но на желудке от этого было не легче.