Дэвид Лодж: Горькая правда

— Зачем же ты поехала к нему?

— Когда-то он написал книгу, которая очень много для меня значила. "Укрытие".

— Не знаю, не читал… Кажется, у тебя давно не было настоящей звезды. Они что, стали побаиваться тебя?

— Не столько они, сколько их прихвостни, — объясняет Фанни. — Теперь пиар-публика требует, чтобы с ней согласовывали интервьюера, а стоит им услышать мое имя — тут же отказ. Для меня единственный шанс — прорваться и поговорить с самой знаменитостью. По моему опыту, мало кто способен отказаться от приглашения поговорить о себе любимом. А ты тоже держи ухо востро, — добавляет Фанни, — до этого мне еще не приходилось раздеваться догола, чтобы выудить историю.

— А, Ладлоу — это тот, с сауной?

— Он самый.

— По-моему, типичный грязный старикан, — негодует Крайтон.

— Нет, он был скорее мил. И совершенно безобиден, — не соглашается Фанни.

— Надеюсь, тем не менее ты его приложила по полной, — гнет свое Крайтон.

— Ты что, ревнуешь? — недоумевает Фанни.

— Не столько ревную, сколько не доверяю, — поясняет Крайтон. — На что она похожа, эта сауна?

— Такой себе деревянный сарайчик, совсем маленький. В углу печка. Двухуровневые полки; рассчитан на троих; четверо — уже под завязку. Практически без окон, с потолка льется тусклый желтенький свет — в общем, полное ощущение духовки.

— Вы оба были голые?

— Я сначала было задрапировалась в полотенце, но потом сняла— очень мешало.

— А он не пробовал?..

— Нет. Но была такая минута, когда он… — Голос Фанни дрогнул — ей припомнилась эта минута.

Крайтон, не спускавший глаз с дороги, мечет в нее короткий острый взгляд.

— Когда он что?

— Прикоснулся ко мне. Но это не в сауне, а позже, когда мы отдыхали, завернувшись в купальные халаты. Я полностью расслабилась, было так хорошо. Я показала ему свою татуировку. Он потрогал ее пальцем. И вдруг атмосфера накалилась. Не знаю, что было бы дальше, если бы в эту секунду не появилась его жена.

— Его жена? Ты мне раньше об этом не рассказывала.

— Крайтон, да мы в последнее время двух слов не успевали друг другу сказать, так оба были заняты. И сексом уже сто лет как не занимались.

— Я намерен наверстать упущенное в ближайшие две недели, — заявляет он. — Собираюсь замучить тебя вконец. — Фанни вместо ответа самодовольно улыбается. — Так что ж она сказала, эта самая жена?

— Поначалу ничего особенного. Но потом, когда он на несколько минут вышел, она вдруг выложила, каково это быть замужем за ним, — получилась довольно горькая исповедь. Ей нужно было выговориться.

— Короче, ты сделала его?

— Да, — подтверждает Фанни. — Думаю, да.

— Умница. — В эту минуту CD замолкает, и Крайтон просит: — Поставь что-нибудь еще.

— Давай послушаем радио, — просит Фанни. — Сейчас как раз новости.

— Опять новости, — сокрушается он.

Фанни нажимает кнопку на системе — включается Би-би-си-4. Ведущий по телефону обсуждает с кем-то произошедшую автокатастрофу. Проходит минута, а может, и две, прежде чем они слышат "Париж", "папарацци", "принцесса Диана".

— Диана? — вскрикивает Фанни. — Господи, что она еще выкинула?

Ведущий заканчивает телефонный разговор и объявляет:

Для тех, кто только что присоединился к нам. Получено официальное подтверждение: принцесса Уэльская скончалась от полученных травм в четыре часа утра в парижском госпитале…

Фанни ахает и хватает Крайтона за руку, из-за чего машина слегка вихляет в сторону.

— Диана погибла? Не могу поверить.

— Тише! — говорит он. — И отпусти мою руку.

Они внимательно слушают краткий выпуск новостей.

— Не могу поверить, — твердит Фанни. — Диана умерла . И Доди тоже.

— И водитель, — добавляет Крайтон. — Наверное, столкновение. — Он немного ослабляет нажим на педаль акселератора и сбрасывает скорость до 67 миль.

— Не могу поверить, — твердит Фанни,

— Ты это уже говорила, — пытается остановить ее Крайтон.

— Невероятно!

— Не так уж невероятно, — не соглашается Крайтон. — Ты только вспомни, что она выделывала в последнее время. Во всем этом было что-то безумное, безудержное. И обреченное — пахнувшее смертью.

— Но не такой же!

— Зато какой карьерный взлет, — отвечает Крайтон.

Фанни прыскает, но ей сразу делается стыдно.

— Крайтон! Это гнусно!

— Однако справедливо, — не унимается он. — Теперь уж никто никогда не посмеет ее критиковать.

Фанни на какое-то время погружается в молчание. Наконец, у нее вырывается: