Давид Гроссман - С кем бы побегать

В середине двора росла молодая пальма, стояли накрытые столики. За одним из столиков сидела пожилая пара и тихо беседовала, Асафа с Динкой парочка словно и не замегила. Они пересекли двор, поднялись на три ступеньки и ворвались в просторный зал. Там тоже стояли накрытые столы, почти за каждым сидели люди, и Асаф остановился в растерянности. Посетители ресторана смотрели на него во все глаза, и он мигом почувствовал себя грязным, растрепанным и расхристанным, но Динка уже тащила его куда-то, толкнула двустворчатую дверь на пружинах, и они оказались на кухне.

Асаф обвел глазами помещение: повар в белом колпаке, в большой кастрюле что-то энергично булькает, сильно пахнет чем-то незнакомым, плюется жиром раскаленная сковородка, кто-то кричит снаружи в маленькое окошечко: «Листья цикория с рокфором!», парнишка нарезает помидоры, приземистый толстячок неловко замер в уголке, высокая женщина с лицом, изуродованным длинными, плохо зарубцевавшимися порезами…

Женщина шагнула к нему, с угрозой скрестив руки на груди. И тут увидела собаку.

— Динка! Динкуш! — заорала она во весь голос, шмякнулась перед собакой на колени, стиснула в объятиях и прижала к себе.

Точно так же обнимала собаку Теодора, подумал Асаф, переводя дух.

— Динка, мамочка, радость моя! Где ты была четыре дня? Я тебя по всему городу искала! Цион, дай ей скорее воды! Глянь, как бедняжка пить хочет!

Асаф воспользовался моментом, чтобы покоситься на двустворчатую дверь — не ворвались ли еще в ресторан те самые типы.

Женщина медленно поднялась, встала перед ним:

— А ты кто такой?

Ее глаза показались ему двумя заостренными клинками. Асаф молчал. Он понятия не имел, как объяснить, кто он такой, откуда взялся и почему ворвался на кухню ее ресторана. Все находившиеся на кухне работники — двое официантов, резчик помидоров, повар, его помощник — точно окаменели.

Асаф смущенно посмотрел по сторонам, а потом попытался спрятаться за броней госслужащего.

— Вы не знакомы с хозяевами этой собаки? — спросил он самым официальным голосом, на какой был только способен, голосом бланка № 76.

— Я, кажется, спросила, кто ты такой ?

Ее голос был резок и колюч, очень такой безапелляционный голосочек, да и смотрела она с таким явным подозрением, что Асаф оскорбился и едва не разразился гневной речью, которая варилась в нем уже два дня («Как это понимать, кто я такой? Я — тот самый, кто носится с этой собакой по всему городу, чтобы вернуть ее законным хозяевам, я — тот, на кого все подряд норовят наброситься, кого все преследуют!» — и так далее и тому подобное). Но вместо этого он сказал:

— Я работаю в мэрии и ищу хозяев этой собаки.

— Ну так можешь ее оставить, — решительно сказала женщина со шрамами. — И привет. Мы здесь, к твоему сведению, не развлекаемся.

И, положив ему на плечо тяжелую руку, подтолкнула его к двери. И вся кухня пришла в движение: парнишка продолжил кромсать помидоры, повар дружески потрепал по щеке помощника.

— Нет, — сказал Асаф. — Я не могу ее оставить.

Женщина со шрамами снова замерла, а вслед за ней и все остальные.

— Почему нет? Что за проблема?

— Потому… потому что вы не хозяйка.

— Правда?

Это ее «правда?» впилось в Асафа, как колючая проволока. — И откуда ты взял, что я не хозяйка?

Динка, шумно лакавшая воду, вдруг перестала пить, тявкнула, подошла к Лее и залилась необычайно решительным лаем. Вода капала с ее пасти. Стоя между Асафом и Леей, Динка сердито лаяла, с очевидным намерением нетерпеливо топнуть лапой.

— Хватит, Динка, — смущенно попросил Асаф. — Это же Лея. Что с тобой?

Но та не успокоилась. Она обошла Асафа кругом, словно обводя его линией, а потом уселась спиной к нему и носом к Лее и гавкнула еще раз, особенно отчетливо.

— Гляньте-ка, — тихонько сказала Лея.

Что-то ткнулось Асафу в спину, пониже рюкзака Тамар. Он хотел обернуться, но нажим усилился.

— Ответьте, сударь, на вопрос, заданный вам госпожой, — раздался за его спиной старческий голос, — если не хотите, чтобы вас разнесло разрывными пулями, которые разлетятся по всему вашему телу, поразив все мышцы и ткани.

— Моше! — выпалила Лея в сердцах. — Вовсе ни к чему такие подробности. Здесь люди кушают, между прочим!

Я схожу с ума, подумал Асаф. Ружье? На меня теперь охотятся с ружьем? Они что все — спятили? Что такого натворила эта Тамар, что все из-за нее лишаются рассудка?

— Считаю до трех, — стоял на своем голос. — А после этого мой палец нажмет на спусковой крючок.