Марина Юденич - Welcome to Трансильвания

Выбор подруги был не случаен.

Дама не входила и в первую десятку «свиты» репортера Гурского, скорее — давно и безнадежно была отнесена им к разряду аутсайдеров. Из тех, чьи адреса и телефоны в записной книжке хранят на случай крайней степени опьянения или других малопрезентабельных обстоятельств.

Они, к слову говоря, и наступили.

Четвертые сутки Гурский отсиживался в подполье, нещадно пил, закусывая исключительно немытой смородиной с куста, и спал — тяжелым, неспокойным сном пьяного, обиженного, загнанного в угол человека.

Избранница до поры терпела.

Ибо была не очень молода, разумна, к тому же работала Медицинской сестрой в единственной городской больнице и потому не слишком верила вампирским историям, которые пьяный Гурский выдавал сериями, сильно варьируя сюжетную линию в зависимости от настроения, времени суток и степени опьянения.

Словом, вампиров женщина не боялась.

Однако водворение в пустом, одиноком доме забавного, незлого, небуйного и относительно приличного внешне молодого мужчины устраивало ее вполне.

Больным фантазиям Гурского хозяйка подыгрывала една ли не с удовольствием. Собственно, выходило почти развлечение: обвешивать окна вязками молодого чеснока, им же обкладывать пороги.

Рассыпать по полу толченую лаванду.

Брызгать стены святой водой.

Расставлять по углам маленькие распятия, коих Гурский предусмотрительно закупил изрядное количество.

Других способов борьбы с вампирами постоялец, к счастью, не знал, и отливать серебряные пули из старых дедовских пуговиц не пришлось.

Да и не было в доме скромной сорокалетней медсестры серебряных пуговиц.

Откуда бы им там взяться?

Единственным обременительным — или уж по крайней мере не слишком приятным — требованием постояльца была ежедневная проверка его почты: дома, в редакции, абонентском ящике на местном почтамте.

Почты, правда, не поступало.

И обежать после работы несколько хорошо известных адресов было, разумеется, несложно. Но взгляды, короткие восклицания, реплики, а то и откровенно насмешливые вопросы изрядно портили ей настроение.

Но в конце концов это были всего лишь издержки.

Она полагала, что скоро привыкнет, и была почти счастлива.

Другое дело Гурский — с ним происходили теперь любопытные метаморфозы.

Говорят, такое случается с вдохновенными творцами, которые в конечном итоге начинают верить тому, что родилось в пучине собственных фантазий.

Часто оказывается, что люди эти не вполне здоровы психически.

Бывало, впрочем, что рассудок их туманился только на время.

Нечто похожее происходило с Гурским.

К тому же сказывалось, надо полагать, изрядное количество чистейшего медицинского спирта, слабо разбавленного настоем каких-то трав.

Но как бы там ни было, ночной визит вампира Степы с каждым днем становился все более реальным и — главное! — незабываемым эпизодом богатой приключениями репортерской жизни.

И крепла уверенность в том, что страшная фантасмагория на этом не закончена.

Отнюдь.

Она только начинает разворачиваться в его, репортера Гурского, жизни.

А вместе с ней неслышно, неощутимо вползает незримый, но бесконечный кошмар.

Страх, подсознательный, непонятный, беспричинный, не оставлял Гурского даже во сне.

Он спал, хотя день уже давно клонился к вечеру, и, по всему, чувствовал себя не слишком уютно.

Крупная холодная капля пота скатилась по лбу, оставив влажный след, перевалила через неширокую светлую бровь, скользнула по отекшему веку и добилась-таки своего — растревожила спящего.

В глазу защипало.

Гурский заворчал недовольно, потер глаз тяжелой рукой.

И… проснулся.

В маленькой спаленке было прохладно.

Окна распахнуты в сад, ветви кустарников лежат на подоконнике, дотягиваются до подушки.

Сыро. Близился вечер, влагой дышали земля и травы.

Сумеречно. Солнце еще только клонилось к закату, но маленький дом, затерянный в буйной поросли деревьев и кустов, оно уже не различало в зеленой массе, не дотягивалось до него прямыми яркими лучами. В доме стоял полумрак.

И прохлада.

«Как на кладбище!» — неожиданно зло подумал Гурский.

И вспомнил Степу.

Ужас холодной лапой немедленно вцепился в горло, перехватил дыхание. Но опустил скоро.

«А фиг тебе! — ехидно подумал Гурский. — Не твое пока время. Солнышко еще того, только клонится к горизонту. Ждать до полуночи — почитай, целую вечность».

— Ну и дурак. — Тихий, вежливый голос вспорхнул еле слышно сзади, из-за спинки кровати. — Хоть и журналист, а дурак. Читаешь всякую чушь да слушаешь бабкины сказки.