Василий Шукшин - Журнал «День и Ночь» №3 2009 г.

С. Ф.Это один из немногих коммуникативных каналов, который позволяет вырваться из быта, из пучин его, и хоть немножко возвращаться — а куда? Я и сам не знаю, но куда-то возвращаться, куда мы стремимся — может быть, туда, где и творится субстанция разума, о которой думал Тейяр де Шарден. Он говорил, что если разум разлит — а он разлит в таких существах, как мы, люди, — то значит, кто-то там его разливает (я утрирую его слова).

Плутарх, кстати, почти то же самое сказал. И, видимо, литература, искусство, особенно музыка помогают. Беда в том, что сегодня и этот канал разрушается, более того, он не то чтобы маргинализируется, но как-то брезгливо отодвигается современной культурой в сторону. Яркий пример — в ЕГЭ уже литературы не будет, не будет и других гуманитарных составляющих — они тем более не имеются в виду: живопись, музыка.

Мне кажется, технический прогресс, Интернет чрезмерно и уродливо виртуализируют наше сознание. Но ведь закон выворачивания вывернутого должен нас обеспокоить! Мы достигли высот науки, техники, и природа будет нам за это мстить, и она мстит, по крайней мере, уже ухватилась за это — в киберпространстве она будет растить юношей, которые, как бельгийский юноша, без повода, накачанный образами Бэтмана и прочими, пойдёт и начнёт убивать детишек в детском садике.

Ребята-то наши, подростки, молодёжь, они даже не понимают, что впереди стадии жизни — зрелость, старость, а потом смерть. Они не готовятся к смерти — а мы должны готовиться к смерти. Они думают, что уже бессмертны, эту иллюзию им даёт Интернет, виртуализирующий реальность, создающий какую-то суперреальность. Не сверхреальность — сверхреальность создал благодаря культуре сам человек. Но сегодня на его место встал Интернет, он создаёт супер-реальность. Это и есть действие закона выворачивания вывернутого, мы снова биологизируемся. Мы позабудем всё, мы превратимся в каких-то биокиберов, которые забудут и этот быт, и прочее — я не знаю, что произойдёт, но это будет месть природы за то, что мы чрезмерно преступаем божеские законы, и это страшно.

Н. Я.То есть проблема заключается не в том, что человек, обретая новые возможности, не изменяется внутренне, а в том, что новые технологии разрушают человека?

С. Ф.Да, ведь это действие второго закона термодинамики, только в гуманитарно-техническом воплощении. Мы всего лишь четыре поколения с небольшим, ну, пять поколений (если взять за поколение 25 лет), живём в условиях, например, электричества, окружающего нас. 100–125 последних лет электричество стало субстанцией, которая везде нас окружает, а какое влияние это оказывает на наш организм, на генетическую нашу составляющую? Ведь на уровне спины, позвоночника, у нас розетка, поля электрические, и что там происходит? Радио-телевидение-интернет — это непростая цепочка, и, возможно, не будет уже потомок древнеарийского риши слагать стихи и легенды в честь огня — божества Аташ — на склоне Магнитной горы. И может также случиться, нельзя этого исключать, погаснет потребность удивляться, любить и восхищаться.

Н. Я.Думаю, с точки зрения угроз человеческому существованию ситуация на протяжении всей истории стабильно безнадёжна. Риски уничтожения и самоуничтожения присутствуют всегда — они только меняют свой характер, а в связи с этим, наверное, изменяется и сверхзадача художника, учёного? Ведь поэтический код сохранился, он прошёл через тысячелетия. Поэт в принципе ощущает себя частью мира как целого, Универсума, и, может быть, в этом и состоит его всемирная функция: осознание себя как частицы организованного максимально разумного целого. Изменилась ли сверхзадача художника? Каков, на Ваш взгляд, смысл в этой деятельности сегодня?

С. Ф.Если честно, уже почти никакого смысла и нет. Но если попытаться хотя бы что-то сделать, сверхзадачей художника, поэта, писателя мне кажется сегодня — крик! Надо кричать, мы же ведь уходим в свои пещеры, мы же рефлексируем сами для себя и пишем сами для себя. Посмотрите «Литературку»: какие прекрасные стихи! Но ничего не меняется, никто их никогда не услышит, умрут эти поэты, умрут эти писатели, умрёт эта газета, истлеет — ничего она никому не даёт, она только нас тревожит, память нашу и всех, кто когда-то был в этом поле. Но мы ворчим умиротворённо: ах, он ещё жив, он ещё печатается и даже издаётся, а за чей, интересно, счёт? И — даже безразлично печалимся, читая некрологи и соболезнования.