И залепила жирные красные двойки на три клеточки, захватив ни в чём не повинные историю и ритмику, чётко выведя рядом каллиграфическое МБерман. Дзюбик плюхнулся на деревянную скамью перед Ниной. Его оттопыренные уши пылали, сравнявшись по цвету с треугольником галстука, криво съехавшего на спине. Щёки Нины, наверное, были того же революционного оттенка — она чувствовала, как заливается ненавистным румянцем.
Дома бабушки расстроились. Испугались: ещё бы, первая двойка! Да ещё такая огромная! Растерялись: родители на Сахалине, что делать — неизвестно. Послали Нину за тётей Олей. Та прибежала, на ходу вытирая руки полотенцем, и внимательно выслушала Нинины оправдания и бабушкины стенания. Наконец, после тщательного анализа мельчайших деталей — кто где стоял, кто где сидел, кто что шептал и с какой скоростью двигались путешественники, решительно объявила:
— Завтра пойду извиняться перед уважаемой Марксиной Яковлевной.
Марксина и вправду была уважаемой. Никто в Биробиджан до сих пор не отправился, зато выпускники математику знали так крепко, что могли сражаться на вступительных экзаменах в вузы, невзирая на пятую графу. Оля её нисколечки не боялась, потому что Лера и Женя ловили математику на лету. Их авторитет должен был распространяться на Нину. Да так оно и было. Двойку Марксина влепила сгоряча, что являлось очевидным. Но по законам внутришкольной политики полагалось извиняться.
Оля поймала Марксину на большой перемене. Рядом в качестве объекта для воспитания стояла Нина, опустив голову.
— Здравствуйте, Марксина Яковлевна! Вот, зашла узнать, как наши успехи. Это моя племянница, — бодро произнесла Оля, слегка подталкивая Нину в спину, чтобы ещё раз напомнить про тень авторитета. Вдруг учительница забыла, что Нина — девочка из хорошей семьи.
— Знаю, — сухо кивнула Марксина.
— Ниночка вчерашнюю задачу решила. Но почему-то получила двойку, — прикинулась плохо информированной Оля. В дипломатических целях. Вдруг Марксина уже раскаялась и двойку зачеркнёт. Дескать, извините, ошиблась. Но учительницу не так-то просто было сбить с твёрдо выбранного пути.
— Нет, вы понимаете, что меня возмутило? — Марксина сурово сдвинула брови, чтобы оправдать правильно поставленную двойку. — Что девочка из приличной семьи подсказывает этому двоечнику! Этому архаровцу! Этому отбросу! Который не учится! Который я не знаю что!
Ага! Значит, она всё-таки помнит, из какой Нина семьи! Чья она многоюродная сестра! Но Дзю-бика жалко. Маленького, тощенького, легкомысленного Дзюбика. Учителя не знали, что в самом деле он никакой не тупица, а очень даже остроумный. С ним так весело болтать! Ему не запрещают свободно носиться по городу. Из странствий он приносит невероятные истории и вываливает целый ворох на одноклассников, которые вынуждены покорно ждать, когда взрослые переделают свои скучные дела и поведут в зоопарк, ботанический сад или планетарий.
— Извините! Простите! Она больше не будет. Нина, скажи, что ты больше не будешь!
— Не буду…
— Что ты не будешь? — ещё грознее сдвинула брови Марксина. — Отвечай полным ответом!
— Не буду подсказывать Дзюбе.
— Именно! Этому бездельнику! Этому тупице! Этому босяку! Этому я не знаю что!
— Она больше не будет. Я за неё отвечаю, — сказала тётя.
Намекнула, что натренировалась на воспитании отличниц — Леры и Жени. Поэтому опыт и мастерство автоматически распространяются на Нину, превращая и её в гордость школы. Заодно дала понять, что племянница на её попечении. А чтобы учительница окончательно прониклась, добавила недостающие штрихи:
— Ниночка у бабушек живёт. Родители на Сахалине.
Марксина подозрительно посмотрела на ученицу, до сих пор ничем не выделявшуюся из чёрно-коричневой массы, оживлённой красными мазками пионерских галстуков. «Сахалин» звучало пострашнее «Биробиджана». Нечто совсем уж запредельное, куда приличные люди не попадают. Приличные люди живут в Киеве. Преимущественно на Подоле.
— Отец военный, — пояснила тётя. Марксина сочувственно покачала головой. Военных отцов вечно посылают к чёрту на кулички. Тут возникает вопрос: можно ли считать военных приличными людьми, если они вынуждены постоянно отрываться от Киева? Наконец, поуверяв друг друга во взаимном уважении и отчасти преданности, Марксина и тётя распрощались. Напоследок учительница выразила уверенность в том, что Нина никогда больше не будет подсказывать этому двоечнику, этому ослу, этому гопнику, который гоцает на переменах, а у доски молчит, как дубина.
Читать дальше