Николай Шамсутдинов - Журнал «День и ночь» 2009 №4

— А разве они не хотят увидеть своих детей, внуков? Нельзя же только мечтать о них.

— Вдруг с ними что-нибудь случится? Кто-то порежется, кто-то ногу подвернёт, а то ещё война начнётся и заберут сыновей в солдаты. Нужно ли искушать судьбу? Мечты никогда не сбываются от начала до конца, задумал одно, а оно в какой-то момент повернётся по-другому. Я же сказал, что бывают и чёрные полосы. А тебе пора уходить отсюда. Ты обязательно должен увидеть, услышать и сделать очень многое, а потом — умереть.

— Почему умереть?

— Умирать надо для того, чтобы жить. Иди и никогда не делай того же, что и вчера!

Пейзажи вновь с удивительной быстротой меняются перед моими глазами. Я ни от кого не бегу и никуда не стремлюсь. Я просто иду, иду жить дальше.

Смешно. Очень смешно!

Темно — смешно. Свет! — смешно. Тюха покружил по комнате — руки в карманах — и плюхнулся в кресло. Он с усилием высвободил руки, разжал кулаки и закрыл ладонями лицо, закорячил высоко ноги — смешно! Смех был желанным, а значит, всё хорошо, не стоило ни о чём беспокоиться.

Вот капнуло из крана в кухне — опять смешно! Ему было весело, он от души хохотал, просто увязал в смехе! Но этот смех был как будто сам по себе, только скользил по рёбрышкам, толкался в носу чихом, а на самом деле Тюхе сейчас плохо. Из учёбы в школе ничего не вышло, пропусков слишком много, и за каждый — отвечать перед завучем Надеждой Григорьевной, но сейчас ему даже смешно думать о пустяшной учёбе.

Как же ему смешно! Вот если б только в груди не так жгло… Как трудно уравнять смех, веселье и обязанности по школе. Но это обязательно нужно сделать! Бабушка вернётся не скоро, так что времени как раз хватит.

«…Даже с избытком, — отмахнулся он и стал мечтать — Пепел скоро придёт, скорей бы. Вот с ним уж точно обхохочешься! Уж он-то знает, как настоящему человеку поднять настроение, он всё знает… А вот бабушка не знает, когда приходить домой, ей же никто не растолковал о том, что уже пора!.»

Обхватив руками, казалось, разбухшую голову, Тюха представил себе бабушку на перекрёстке, с сумками, простоволосую, с круглыми слезящимися от резкого ветра глазами, спешащую домой… Ему стало невыносимо жалко её, он сделал усилие забрать у неё сумки.

«Эх, бабушка, бабушка!.. Что же ты внуку не доверяешь?.. Родимая, дай я тебе помогу, пожалуйста! Ну же, внук тебя просит.»

Она только крутила головой, её удивлённые глаза сделались ещё круглее, они прямо стали горящими плашками.

«Бабушка, зачем же ты так смотришь на меня, а?!» — огорчился Тюха и горько заплакал.

Слёзы потекли ручьём, безостановочно, потому что ему стало ясно: бабушка не отдаст сумки. А как без этого жить дальше, он не знал. Но как же в груди жжёт. И эти люди в белом. чужие. Зачем они здесь?

Помутившееся сознание так и не прояснилось… — Антонина Сергеевна, поддержи ему голову, а то захлебнётся ненароком! Вот ведь тюха. В истории записано: шестнадцать, а мелкий, мелкий-то… Твой Антошка в четырнадцать — боровичок, а этот.

— Тише! А то палату разбудим. Как жалко. Да и как их не жалеть. Что они видели в жизни?. Мы хоть успели родить да воспитать, а эти уже не родят и не воспитают. Попридержи его так-то, мне ловчее с этой стороны ему капельницу ставить. Готово! Пускай спит и дышит, ему теперь отсыпаться нужно. А она — капает себе. Минут сорок — не меньше — будет капать, а там сдавать дежурство. Поспать бы хоть с полчасика. Ты на вечер-то пойдёшь?

— Чего это я там не видала?. Опять Ольга Валерьевна в своей короткой юбке заявится, всех женихов отобьёт.

— Не равняй себя с врачом, Машутка! Да и ладно, ты тоже надень чего покороче!

— Это на мои-то ляхи? Ну, уж нет, лучше тогда совсем не ходить.

— Зря. Тебе ж только двадцать пятый, самое то.

— То — не то. Может, и пойду.

Тюха лежал с закрытыми глазами уже целую вечность. Он слышал отрывки разговора, но делал вид, что спит. Правильно, всё правильно, он наконец понял: то самое и нужно было брать. Вот взял не то, а теперь мучайся. Он пошевелил рукой и, не открывая глаз, определил: работает. Потом приоткрыл один и увидел свою руку: широкая мощная ладонь, крепкие пальцы, выпуклые розоватые ногти, синие кочкастые вены. Какая она огромная!. Словно чужая. Здоровая ручища медленно шевелила пальцами и угрожающе начала сжиматься в кулак.

Его прошибло потом. Ишь, ещё и захватит всего с потрохами!.