Татьяна Брукс - Душа

— Мужчина, вы ужасно пьяны.

Мужчина снова поднял голову и оглядел её. И опять заснул у неё на плече.

— Мужчина, вы невероятно пьяны! — выкрикнула разъярённая женщина и вскочила.

Мужчина посмотрел на неё с сожалением и сказал:

— Женщина, у вас кривые ноги. У вас ужасно кривые ноги. У вас невероятно кривые ноги. А я завтра буду трезвый.

И Богдан первый рассмеялся. Надя тоже улыбнулась.

— Так что всё исправимо.

— Ну да, всё, кроме моих… ног.

— Знаешь, я как-то не заметил, чтобы они были кривыми. Очень даже красивые ровные ножки.

Надя покраснела.

— Может, и красивые, и ровные, может, вот только не ходят ни хрена.

В ней опять поднялась волна раздражения.

Богдан раздражение проигнорировал.

— А мы их научим.

— Ты что, дурак?

— Нет. И надеюсь, что и ты тоже не дура. Не станешь гробить свою жизнь из-за какой-то Алки.

— Много ты знаешь…

— Знаю ровно столько, сколько мне надо знать, для того чтобы понять, что ты, если станешь лечиться, учиться и делать упражнения, будешь ходить. Забыла, кто мой дядя? Короче, Костя сказал, что ходить ты будешь. Только работать над этим надо, а не… фигнёй всякой маяться. Готов взять над тобой шефство. Согласна?

— Ты?

— Я. И только попробуй отлынивать. Буду… штрафные санкции накладывать.

— Зачем это тебе надо?

— Незачем. Делать мне нечего…

Надя, прикусив губу, отвернулась к стенке. Богдан опять взял её руку в свою, пожал.

— Договор?

— Договор.

Следующий день начался с новостей. Сложно сказать, хорошая это была новость или плохая, — иногда бывает трудно определить это сразу. Вот и Анатолий Малёваный шёл к Наде и все время думал, как ей сказать: «Я принес тебе хорошую новость или у меня для тебя плохие новости?

«Как всё в мире относительно, — размышлял он, — вообще-то, когда кто-то умирает, а особенно когда кого-то убивают, это не должно быть хорошей новостью. Но иногда оказывается, и так бывает».

Говорить Малёваному ничего не пришлось.

— Они умерли? — спросила Надя, забыв поздороваться, как только он вошёл к ней в палату.

— Не все… А ты откуда знаешь?

— Ой, простите, Анатолий Иванович, здравствуйте.

— Здравствуй, Надя. Так откуда ты знаешь?

— Не знаю откуда. Просто знаю — и всё. Чувствую. Как они… Этот, чёрный… это он умер?

— Нет. Он и старый Хандусь живы пока, но как по мне, то лучше бы им умереть сразу. Компания их вчера, как всегда, напились крепко. Схватились за ножи. Зубов порезал тех троих и ещё одного в придачу. Один умер на месте. Один сегодня утром в больнице. Хандусь выжил, но ему пришлось… в общем, лучше бы сразу умер…

— Значит, не время ещё, не получил всё, сполна… — задумчиво произнесла Надя. — А тому, Зубову что?

Наде было радостно. Она сама не понимала почему, но ей хотелось петь.

— Зубов? Зубов теперь в тюрьму. А там, между прочим, очень не любят козлов, которые насилуют малолеток. А уж я позабочусь о том, чтобы об этом узнали. Ох, не завидую я ему.

Милиционер старался не смотреть на девушку, но он то и дело останавливал свой взгляд на её оживших глазах.

Неужели чувство мести настолько сильно в этой девочке, что она аж расцвела, узнав о несчастьях, постигших этих пьяниц. Хотя что тут думать. Они же ей всю жизнь угробили.

— И вы это сделаете? Почему?

— Потому что считаю, так будет правильно. Впрочем, даже если я ничего не буду делать и никому ничего не скажу, то там все равно узнают. Боюсь, что уже знают. «Зоновское радио» знает всё. Непонятно только, как оно работает… М-да…

Уходя, капитан Малёванный так и не понял, что же его так поразило в Надином лице. Неужели жажда мести? Неужели она может быть такой? Ох. Опасная это штука — месть…

И его мысли вернулись к работе: насильникам, ворам и убийцам.

А Надя радовалась. Она увидела добрый знак в том, что всё сложилось в одну красивую мозаику: Богдан предложил помощь, «эти» (она никак не могла найти им хоть какое-то определение и использовала местоимение «эти») получают то, что заслужили. Хандусь пусть еще помучится. Пусть почувствует, как «сладко» жить калеке на белом свете. И того «чёрного» там, на зоне, убьют. Так сказал капитан Малёванный. Сначала его тоже изнасилуют, а потом убьют. Напоследок тоже узнает, каково ей было.

Но откуда эта странная тоска? Ей почему-то стала неприятна мысль о том, что она так радуется смерти и несчастьям других людей, пусть даже насильников и её обидчиков. Нет, она не должна их жалеть. Они ей всю жизнь поломали.

Решила переключиться на решение своих проблем. А об этом подумать позже. Отлегло.