Татьяна Брукс - Душа

«Они все так стараются мне помочь, а я… — думала она, — всё, приду со свадьбы, вылью на фиг эту водку. Стану заниматься».

— Ладно, пойдёмте. Я переоденусь только и зубы почищу.

— Я подожду тебя на улице.

— Вы идите, я потом сама приеду.

— Я подожду тебя, Надюша.

Он боялся, что она схватится за бутылку для храбрости или вообще передумает. Но сейчас Надя не собиралась хвататься за бутылку. Наоборот, она хотела быть хорошей девочкой, ведь Константин Николаевич совсем не обязан был помнить о её дне рождения, а уж тем более приносить подарок. А он помнил… и принес… Не бабушка, не дедушка… И мать наверняка знает, что с ней случилось, а ведь не приехала, не пожалела, не забрала… Никто из них, а совершенно чужой ей человек…

Через несколько минут Надя в симпатичном, очень идущим ей свитерке, причёсанная, с подкрашенными светлой перламутровой помадой губами выехала из комнаты.

— Очень симпатичненько, — ничуть не кривя душой, прошелестел доктор и повез Надину коляску к столовой, где уже вовсю поздравляли молодых.

Он решил сначала познакомить Надю с племянником и другими молодыми людьми, которые были на свадьбе, а потом уж присоединиться к празднованию. Конечно, молодежь теперь не очень душевная, думает всё больше о себе, да и заняты: кто учится, кто работает, но не исключено, что кто-то захочет подружиться с девушкой.

Они уже почти подъехали к небольшой группе людей, среди которых был и Богдан, как заметил, что Надино лицо вдруг покрыла смертельная бледность. Она схватилась рукой за грудь, и было такое впечатление, что она вообще перестала дышать.

— Что? Что, Надя? Тебе плохо?

— Я… я… я не хочу… я не могу… — еле слышно прошептала она.

«Наверное, стесняется, — подумал Коваленко, — ничего, люди ко всему привыкают», — и он, не обращая внимания на состояние девушки, стал толкать коляску дальше.

Когда он подвёз её к молодёжи, на Надю жалко было смотреть: бледная, губы сжаты, руки, лежащие на коленях, были сцеплены так, что побелели пальцы.

Она сверлила взглядом живописную группу молодых людей, готовых, по всей видимости, к свадебному веселью. Красивый широкоплечий спортивный блондин, одетый в бежевый гольф — писк моды, выгодно подчёркивающий его играющие мышцы, гордо осматривал публику, убеждаясь в том, что много людей обращают внимание на него и счастливо виснущую на нем миниатюрную коротко стриженную особу. Она обняла его обеими руками за талию и преданно заглядывала в его почти бесцветные глаза. Другой парень — рыжий и кудрявый. Он, бедный, был так высок, что, наверное, когда идёт по улице, то разбивает себе лоб о вывески, встречающиеся на его пути. Он активно размахивал руками перед лицом круглолицей веселушки. Она заразительно смеялась, прихлопывала и припрыгивала от нетерпения или излишней энергии. Третьей женщиной в компании была девушка в бледно-розовом платье с пышной юбкой. Она не смеялась и не висла, а, напротив, стояла гордо, высоко подняв точеный подбородок, и лишь слегка, как будто делала одолжение, улыбалась. А напротив стоял и не сводил глаз с гордой девушки элегантный, как рояль, брюнет среднего роста. Он не размахивал руками, не смеялся. Он был спокоен и галантен. «Боже, только не он…» Надя бросила взгляд на девушку в пышном розовом платье и опять опустила голову.

— Богдан, ребята, разрешите представить вам Надю Ярош. Надя, это мой племянник Богдан. Он хоть и племянник, но я считаю его своим братом, мы росли вместе, — Коваленко указал на черноволосого парня. Невысокого, но хорошо сложенного. — А это его девушка Алла и их друзья: Валерия и Саша, Света и Роман… А у Нади сегодня день рождения, — добавил он без всякого перехода, — ну, пойду я, а вы уж тут, молодёжь, разберётесь сами, ладно, Богдаш?

— Да, Костя, конечно, беги, Таня спрашивала, где ты.

Несмотря на то, что Коваленко числился в «дядях» у Богдана, последний называл его просто по имени. Они действительно были скорее братьями, чем племянником и дядей.

Пока Константин Коваленко говорил, никто не обратил внимания на двух девушек, которые вели себя как-то неадекватно: Надя сидела, не поднимая головы, уставившись на носки своих обездвиженных ног, и Алла, наоборот, пожирала Надю глазами, в которых было всё: удивление, презрение, превосходство. Единственно, чего в них не было, так это сочувствия.

— Ты!? — неестественно громко вскрикнула Алла.

— Я, — очень тихо, почти неслышно ответила Надя.

— Так вы знакомы? — Богдан наконец-то обратил внимание на то, что Надя ведет себя неестественно.