Татьяна Брукс - Душа

— Седьмой участок, участковый Поликарпов. Слушаю вас, — ответила трубка.

— Сереж. Привет. Малёваный. Я тут девочку одну подобрал на вокзале. Лет шестнадцати… Нет, не похоже… Нет… не пьяная… но… изнасилованная твоими…

— Черт! Она что, написала заявление? Почему тебе?

— Нет. Заявление писать не хочет. Но я прошу тебя, проверь адрес: переулок Котовского, 27. Уж больно девчушку жалко. Молоденькая совсем.

— Ё-пе-ре-се-те! Опять старый Хандусь! Насильник хренов. Я думал, у него не стоит уж давно.

— Да их там четверо было…

— Сколько!? Ладно, Толь, спасибо. Наведаюсь. С девочкой-то хоть все нормально?

— Ну, не знаю… вряд-ли… Пока определю её в больницу. Позже разберёмся.

Больница, в которую определил её старший лейтенант, была областного значения. Большое многоэтажное здание. Каждое отделение занимает целый этаж. Вообще-то она была для людей, которые приезжали сюда из других районов области, но Малёваный, несмотря на то, что у Нади даже не было документов, силой своей власти определил Надю к «областному светиле» гинекологии — профессору Бондаренко Игорю Вениаминовичу. Отделение находилось на шестом этаже девятиэтажного здания. Надю доставили туда на каталке, настолько слаба она была.

На этот раз ей ни с кем знакомиться и даже разговаривать не хотелось. Свернувшись калачиком под больничным одеялом, она плакала, оградившись от всего мира, вот уже третьи сутки подряд. Во время обходов врачей позволяла осмотреть своё растерзанное тело, а потом опять начинала тихонько, чтобы никого не потревожить, скулить.

За это время девушку осмотрели все возможные врачи-специалисты и сделали необходимые назначения. Сочувствующие медсёстры делали уколы, заставляли глотать таблетки. Самые щедрые даже приносили угощение. Надя выполняла всё с равнодушной отрешённостью. Ела, пила. Тело её шло на выздоровление, а вот Душе было совсем худо.

Девушка не спала. Не могла. Она всё время думала и плакала, плакала и думала. И даже укол снотворного не смог заставить её отключиться.

Душа страдала. Мучилась. Горела. Ей казалось, что она кричит во весь голос, обращаясь к Разуму:

«Надо жить! Надо успокоиться и жить дальше! Надо дать возможность девочке выспаться. Понимаешь? Ох, как мне больно! Я сгораю! Ну, пожалуйста, надо расслабиться, отключиться на время…»

Но то ли голос Души был слаб, то ли Разум не желал прислушиваться к Душе, но её не слышали. Мозг был возбуждён до крайности и, как лошадь, закусившая удила, несся к краю обрыва, за которым должно было быть спокойно и комфортно. Ни тебе мыслей, ни боли, ни страданий. Ничего. Красота.

Вечером третьего дня Надю навестил Анатолий Малёваный.

— Здравствуй, Надя. А я принес тебе привет от твоих… — он деликатно не назвал родственников, опасаясь, что это опять вызовет у девочки приступ слёз.

Но Надя даже не пошевелилась. Она продолжала лежать на спине, уставившись в белый больничный потолок открытыми, но ничего не видящими глазами.

— Надюш. Они очень сожалеют, что не сдержались и так поступили с тобой. Они были очень расстроены. Твои бабушка и дедушка хотят, чтобы ты вернулась. Вот, Мария Ивановна тут тебе передачку собрала, супчик, котлетки… ты же любишь котлеты? Они там, в коридоре… Ждут… Поговорить хотят…

Надя не шевелилась. Казалось, она даже не замечает, что кто-то обращается к ней, что кто-то ещё находится в этой палате, кроме неё. Но это было не так. Каждое произнесенное старшим лейтенантом слово противным скрежетом ржавого ключа, открывающим давно забытый замок двери, ведущей в потайную комнату души, отзывалось в девушке, и её, словно пружину, сжимало все туже и туже.

А милиционер, не заметив никаких изменений на Надином лице, продолжал:

— Я тебе паспорт принёс… Знаешь, ведь «без бумажки ты — букашка, а с паспортом — человек», — он опять попытался пошутить.

— Зачем? — голос Нади прозвучал глухо и безжизненно.

— Что зачем, Надюш? — Малёваный не сразу понял, к чему относился вопрос.

— Возвращаться зачем?! Паспорт зачем?! Всё зачем?!

— Ну, что значит: зачем? Надо же как-то жить…

— Зачем жить..?

Она медленно села на кровати и, старательно избегая взгляда милиционера, уставилась в пол.

— Вы могли бы мне налить стакан воды из крана? — попросила она, не отрывая взгляда от пола.

— Да, конечно, сейчас.

Он взял стакан и направился к умывальнику, который находился на противоположной стене палаты. В то время как он открывал кран, чтобы набрать воды, девушка открывала окно. Она подошла к нему, пока старший лейтенант шёл к умывальнику. Почувствовав дуновение ветра из открытого окна, Малёваный оглянулся и увидел Надю, стоящую на подоконнике…