Ольга Новикова - Приключения женственности

— Вы не знаете, билеты еще есть? Я хотел бы посмотреть ваше выступление.

— Спросите в кассе, — ответил он мне; словно попрошайке-поклоннику.

Черт его знает, почему я не выскочил опрометью из этой серой каменной коробки! Был в шоке? Оцепенение продержалось почти час: как загипнотизированный, на все наличные я купил самый дешевый из дорогих билетов в партер — раскошелился не напрасно, по балконным вниз не пускали, хотя по всему партеру и оставались большие проплешины; бродил по коридорам среди безвкусно приодетых провинциалов и очнулся через четверть часа после начала аттракциона, когда эстрадник пробалтывал пошлейший текст, запустив правую руку в карман брюк и имитируя этим эрегированный член. Женщины ржали от души. Я не смог дождаться конца «репризы» и под негодующее шиканье возбужденных соседок демонстративно пробрался к выходу. Юмор без пафоса, без сентиментальности, без выхода в метафизику — уродство. Те, кто приходит, чтобы целый вечер гоготать, — эстетически неразвитые люди.

От гадкого ощущения не избавил даже насквозь продуваемый Большой Каменный, по которому я, нарочно истязая себя, побрел пешком.

Сестра не только сама всегда знала, что надо подарить, чтоб обрадовать и родного, и просто знакомого человека, но и с нами делилась своими прозрениями на этот счет. Я звал ее ясновидящей, пока не подглядел, как из необязательной болтовни она выуживает информацию о том, что кому нравится и кто о чем мечтает, и вносит в специальную книжечку, где рядом с именем вместо цифр телефонного номера аккуратно записаны столбики слов с точными предметными значениями. Это стоило перенять. И как только замаячила идея фильма о Томасе Манне со съемками в Любеке, я тут же подключился, рассчитывая пригласить Ренату в город, где они с отцом провели несколько дней еще до рождения первенца.

Мы шли по брусчатке мимо готической Мариенкирхе к дому Будденброков. Пару раз у меня защемило сердце — Рената вспомнила, что они с отцом лакомились любекским «специалитетом», марципаном, откусывая поочередно от одной конфеты. Давнее, невозвратимое родительское счастье, как оголенный нерв, отдалось болью и затихло. Я сосредоточился на семибашенном городе — каким способом передать ощущение любекского гражданина, как воплотить ганзейское начало в моем фильме, как уйти от туристского взгляда… При этом я вполуха слушал историю появления у Ренаты новой постоялицы.

Надо сказать, что когда Петер окончательно переселился в клинику и я снова зажил отдельно, Рената стала пускать жиличек в мою комнату — не столько с денежной целью, а просто идя на поводу у обстоятельств, у случая. Это были славные девушки из славянских стран — одна, из Сербии, училась в балетной школе Кюснахта; другая, чешка, приехала заработать на образование; третья, украинка, готовилась к конкурсу скрипачей. За всех кто-то ходатайствовал — церковная община, соседка по дому, благотворительное общество. Но теперешнюю квартирантку Рената позвала сама. Вот как это вышло.

Славянский семинар, который вольнослушательницей посещала Рената, остался на целый семестр без профессора: предыдущего уволили то ли в результате интриг, то ли вправду за пьянство, а новый, выбранный по конкурсу, вдруг передумал переезжать в Цюрих из Германии — большая зарплата не для всякого европейца решающий фактор, да это к тому же был петербуржец, женатый на немке. В последний момент брешь в расписании заделали с помощью своих кадров да еще молодой дамы из Москвы, предложившей спецкурс «Русская Психея», на который, как бабочки на свет, начали слетаться студенты и вольнослушатели. Недели через две на доске объявлений славянского семинара, что на Платтенштрассе, была прикноплена сиреневая бумажка: нужна квартира для госпожи профессора из России.

Усмехнувшись над собой, Рената призналась: «Я испугалась, что кто-нибудь меня опередит, и поторопилась предложить Аве комнату Петера — в твоей жила чешка, через несколько дней она должна была уехать в отпуск к себе, в Прагу. Я поступила как русская — импульсивно».

Жизнь Авина скособочилась. Формально все было по-прежнему — старший научный сотрудник в приличном академическом институте, где по несколько месяцев обещают вот-вот выплатить зарплату, сумму символическую, которой едва хватает на коммунальные услуги, частная практика, не замужем. Реально же она отдала себя Тарасу, добровольно вручила ему свою душу (о теле никто не заикался), свое время, свои мысли. Незаметно для себя и без всяких условий. Как это могло случиться? Этот придурковатый вопрос умные люди задают лишь тогда, когда нужно исправить положение, и Ава, захоти она, смогла б напрячься и проанализировать — профессиональное умение — почему после первой же попытки сдала даже свою гордость. А Тарас этого и не заметил. Подтверждалось пресловутое: чем меньше женщину мы…