Ольга Новикова - Приключения женственности

Как шпион, потихоньку от своего чувства собственного достоинства, я выведывал, когда и где состоится очередная репетиция (Эраст мне встреч не назначал), и являлся на нее, незваный, незамечаемый, но и не гонимый. Нет, пару раз даже намекали, но я не принял на свой счет, когда Лолита, примеряясь к роли примадонны, обращалась к режиссеру:

— Не пора ли уже продавать билеты на репетиции? Откуда столько народа набежало?! Кто эти люди?!!

От зрителей и на спектакле, и на репетиции хотят одного — энергии для перпетуум мобиле лицедейства. И добывают эту энергию самыми иногда хамскими способами. Помню, однажды, лет двадцать назад, незабвенный Эфрос никак не мог добиться от одной напыщенной звезды более или менее естественной интонации. Не вынеся творческой пытки, она буквально накинулась на меня, примостившегося во втором, незаметном ряду:

— Почему этот молодой красавчик так нагло на меня смотрит? Он мне мешает! Кто его привел?!

Я бы, конечно, тогда ретировался, но смелости не хватило — встать, пробраться к выходу на глазах у всех, любопытных и презирающих. Как уж Эфрос унял ее, я с испугу не разобрал, но последняя реплика актрисы, реплика, пришедшая из жизни, а не из пьесы, до меня долетела:

— Вам хорошо, вы вечером к семье возвращаетесь, я же — в пустой дом.

А от Лолитиной оплеухи я низко опустил голову, но такая поза во время репетиции, когда принято смотреть на сцену, нуждается в оправдании. Я достал синюю тетрадку, излил туда обидную филиппику, а потом, сообразив, что всегда могу опереться на «паркер», стал фиксировать все звуковые колебания, производимые Эрастом — рабочие реплики и тирады, выступления по радио, телемонологи… Куда их теперь девать?

Терпение и труд все перетрут. Через пару недель после начала моего добровольного рабства в полутемный зал залетел знаменитый эстрадник, некогда пользовавшийся режиссерскими услугами Эраста, а теперь лепящий свои моноспектакли по собственному плану и разумению. Эраст учуял его моментально, изменил траекторию пробежек по залу и, пересекшись с гостем возле моего кресла — первый ряд амфитеатра, первое у бокового прохода, — бормотнул мне:

— Вот с ним бы ты поговорил…

В этой фразе, если ее как следует обмозговать, можно было вычитать прямо чеховский подтекст: идя мне навстречу, Эраст готов при благоприятном стечении обстоятельств кое в чем помогать. «Ты», которого не было даже как оговорки до начала моей зависимости от него, объединяя нас, возвышало — его. Он, патрон, не несет никакой ответственности, не дает никаких обязательств.

Как только эстрадник остался один, я приблизился к нему на ватных ногах самозванца — Эраст нас даже не познакомил — представился и получил разрешение позвонить после всех майских, то есть через месяц.

Уходя вместе с визитером, Эраст проконтролировал:

— Ну, вы сговорились?

Я ликовал: он хочет эту книгу, мы ее сделаем!..

В офисе эстрадника суетился фотограф. Ему вежливо и сухо указали:

— Заканчивайте, вы обещали уложиться в полчаса. Меня ждут.

Было явно выражено уважение. Ко мне. Неужели подготовился к нашей встрече, статьи мои прочитал? Честолюбивая фантазия засела в голове и превратила меня в аккумулятор, передающий собеседнику энергию восхищения. Мое расположение усиливал витавший вокруг эстрадника запах чистоты и резковатого «Эгоиста» — в тот день и я тоже именно таким побрызгался; его костюм, палевая рубашка, мокасины, свежий ежик — я посочувствовал начинающимся залысинам… Но главное — свободно льющийся спич:

— …Когда мы начали репетировать, я вообще не понимал, чего он хочет. Как пример: там был монолог о показухе, по тем временам невозможно острый. Я считал, что достаточно его честно произнести, с толком, с расстановкой — и добьешься искомого результата. Эраст же акцентировал псевдосмелость персонажа, пытался убедить меня, что никакой тот не диссидент, не революционер, что раз текст официально разрешен, значит, он служит системе. А иначе люди должны были в лагеря идти или их вообще уничтожали. Почему я не понимал Эраста? Потому что вся эстрада, включая и Райкина, выдавала видимость непримиримой оппозиции, а я был рабом этой системы. И еще мне казалось — то, что я говорю, и есть дело, в то время как для Эраста это две совершенно разные вещи. Это до такой степени противоречило канонам эстрады… Короче говоря, мы расстались. У нас из трех попыток было два расхода, что никоим образом не влияет на наши человеческие отношения — самые нежные. Поразительная вещь! Я понимал, что либо я не готов к сотрудничеству, либо он на каком-то этапе думает о чем-то другом.