Дэвид Гилмор - Потерянный среди домов

– Не слышу восторга по поводу моей новой работы, – сказала Скарлет.

– Я в восторге. Я просто устал от того, что сижу здесь на привязи.

Что было забавно, потому что я ни секунды об этом не думал.

– Тебе тоже стоит найти работу. Тогда мы могли бы все время встречаться.

– Это было бы здорово.

– Может быть, попросить моего отца? У него есть связи. Он поможет найти тебе работу в кинотеатре.

– В роли актера?

– Нет, в роли билетера.

– Не знаю, хочу ли я быть билетером.

– А чем плохо? Ты сможешь бесплатно смотреть все фильмы.

– Да. Один и тот же фильм – снова и снова.

– Ну, никакая работа не бывает идеальной. Моя тоже не идеальная. Иногда это довольно утомительно.

– По твоему голосу этого не скажешь.

– Ну, я хочу, чтобы мой голос звучал радостно, понимаешь. Чтобы все мои друзья обзавидовались.

– Не думаю, что кто-нибудь станет завидовать работе в кинотеатре. Куда как здорово: ходить в дурацкой голубой куртке. Выглядеть как хренов посыльный.

– Это просто первая попавшаяся мысль.

– Я подумаю об этом.

В тот вечер, улегшись спать, я снова думал о Скарлет, как делал это всегда, уткнувшись в одеяло и закрыв глаза. Иногда она была в бюстгальтере и трусиках, иногда спала, прикрыв рукой лицо, а то сидела на кровати, глядя на меня. А иногда она сидела перед зеркалом, обнаженная.

Однажды после полудня, это произошло где-то в конце июля, я был в гараже, колотил мух, как вдруг заметил, что на дороге поднялась пыль, как раз там, где она пересекается с шоссе. Мгновением позже синий «моррис», подпрыгивая, приблизился по подъездной дорожке к дому. Он остановился, большое золотое облако взвилось над крышей, солнце сверкало на ветровом стекле. Все еще держа мухобойку в руках, я вышел из гаража. Дверь отворилась. Из нее вышел старик. Мой желудок ухнул вниз, как будто кто-то уронил в реку свинцовую трубу. Из всех возможных вещей, которые могли произойти, эта была самой худшей. Можно сказать, что прямо посредине моих летних каникул разорвалась бомба.

Он стоял передо мной на подъездной дорожке и вы – глядел превосходно, такой свежий, брюки развеваются на ветру, рука поднялась в приветствии. Он был счастлив вернуться, в этом сомнения не возникало. Должно быть, он по нас скучал.

Мы зашли внутрь. Старушка совершенно не удивилась. Должно быть, она его ожидала. Но меня беспокоило, что она ничего не сказала нам. Как будто это был сюрприз. Только подумайте, кто вернется на остаток лета! Я немножко посидел в гостиной, ожидая вердикта. Было бы не очень хорошо вылезти и спросить, к примеру: ты к нам надолго? Кроме того, было видно, что он делает над собой усилие. Вы понимаете, чтобы всем интересоваться, задавать вопросы, даже слушать ответы. Сначала я старался отвечать покороче, просто на всякий случай. А потом, назло самому себе, пришел вроде бы в восторг и начал выкладывать кучу всяких подробностей. Я хочу сказать, что сделать усилие, чтобы приспособиться, – это начать говорить, так что через некоторое время я уже сидел на краю кушетки и болтал со скоростью мили в минуту. Он кивал, как будто ему действительно было до всего этого дело. Я вскочил и подпрыгнул, словно тюлень, который охотится за рыбкой.

– А теперь расскажи отцу о своем табеле, – сказала мама, словно это был какой-то редкий документ.

И я отправился к холодильнику, чтобы вручить его ей. Даже когда мы были малышами, она устраивала кучу шума вокруг всего, что мы делали. Даже самый маленький дерьмовый рисунок прикреплялся на холодильник, словно это был Пикассо. Через некоторое время дурацкие каракули начинали казаться интересными даже мне. До тех пор, пока я не попал к учителю рисования, угрюмому проныре по имени Верной Моулд, и не спросил его, могу ли я посещать уроки рисования, а он посмотрел на мои маленькие деревья, растущие прямо из земли, и сказал, что, по его мнению, класс рисования и без того переполнен.

Я снял табель с холодильника и показал старику.

– Должен признать, очень неплохо, – сказал он, вытягивая ноги.

Даже несмотря на то что я знал, что все это – чушь собачья, я все еще не мог ничего с собой поделать – мне стало хорошо. Ведь это твои родители, точно? Они держат тебя за яйца.

– Взять хоть физику, – сказал вошедший Харпер. – Абсолютно очевидно, что кто-то на время хорошо прочистил мозги.

– Я выдержал, – сказал я. – Это все, что имеет значение.

' – Ты халтурщик, если бы меня спросили.

– Но никто тебя не спрашивает.