Дэвид Гилмор - Потерянный среди домов

На следующий день мы загрузили машину и направились на север в наш коттедж. Старик остался в клинике. Что, на мой взгляд, было просто прекрасно.

Дорога туда занимала приблизительно три часа, и мы всегда останавливались в одном и том же месте, чтобы перекусить. Это было маленькое придорожное заведеньице со знаменитыми гамбургерами. Им владел местный парень. Он сделал заведение процветающим, с каждым летом оно становилось все больше и все больше мальчишек работало на гриле, а хорошенькие девушки принимали заказы на парковке.

– Как случилось, что мы никогда не ездим в другое место? – спросил я, вываливаясь из машины.

На самом деле это не был вопрос, я был просто счастлив, что со школой покончено, и мне хотелось поговорить. Но Харпер в тот день был немного в сварливом настроении.

– Не знаю, – проворчал он. – Хорошие бургеры, я полагаю.

Не было смысла спрашивать, что его раздражает, он просто сказал бы: проваливай отсюда. В этом смысле он не похож на меня. Я не могу ничего держать при себе. Я хочу сказать, что мне физически трудно держать рот на замке. Ну да все равно.

Наша старушка, выехав с парковки, открыла термос с водкой и апельсиновым соком и налила себе выпить. Она открыла дверь автомобиля и оставила ее так. Наверняка у нее была эта сумасшедшая идея, что можно пить в машине, пока одна нога на земле. Она держала дверь открытой, чтобы быстро выставить ногу на случай, если мимо проедет коп. Господи Иисусе. Чего только эти ребята не сделают ради выпивки. Хотя я имею в виду, когда старик напивается в гостиной вечер за вечером, эта мысль вряд ли покажется такой уж дурацкой. Их окружают расплывшиеся пятна. Их выволакивают из баров вышибалы, которых они наутро даже не могут вспомнить. Однажды вечером, когда я был еще маленьким, наверное в седьмом классе, старик позвал меня вниз, чтобы посмотреть мою домашнюю работу по математике. Говорил о том, что я сам нарываюсь на неприятности. Поскольку работа вся была грязная и повсюду ошибки, то следующее, что я помню, это как он с силой подбросил тетрадь в воздух, и она хлопнула, словно птица, а я побежал прятаться.

Я словно бы мечтал наяву, что он пробудет в клинике все лето, хотя, как я понимал, признаваться в этом было плохо. Но в конце концов, никто не будет за него переживать. Больше не придется ходить, словно по минному полю, гадая, что может вывести его из себя: влажное полотенце на кровати или взятая взаймы расческа, которую ты не положил на место. Я знаю, о чем говорю, однажды утром я торопился в школу, мне было двенадцать лет, и я не мог найти свою расческу. Так что я пошел к нему в спальню, и взял его расческу с ночного столика, и так ходил по дому, причесывая волосы, глядя то туда, то сюда, в это зеркало, в то зеркало. Больше ничего не помню, помню только, что мне было двенадцать и еще следующее, что он явился с обвинениями в мою спальню, потому что желал знать, где его расческа. Ну и я сказал, что не знаю. Он опять спросил, не брал ли я ее, и я был настолько туп, что сказал правду, я сказал, да, я брал ее. Это стало последней каплей. У него едва не случился этот чертов удар, прямо в пиджаке и галстуке. Я чувствовал запах «Олд Спайс», когда он подошел ко мне. Я также чувствовал, что он едва удерживается, чтобы не ударить меня.

– В следующий раз, как ты возьмешь мою расческу, – сказал он, трясясь, – я изобью тебя!

И именно это он и имел в виду. Ни больше ни меньше.

Все равно. Хватит о нем.

Просто дело в том, что через некоторое время начинаешь хотеть, чтобы подобного рода люди были от тебя подальше.

Мы ехали на север. Добрались до Хантсвилля, проехали через город по-настоящему медленно, я смотрел туда и сюда, искал своих летних приятелей: Грега с плохими зубами и его сексуальную сестричку. Я видел мистера Девела, у которого была лодочная станция, Чипа Престона, который хорошо играл в гольф; мы проехали мимо скобяной лавки и переехали через мост, это звучало так, словно под днищем автомобиля бьет барабан. Там была Блекберновская пристань для яхт, где мы заправляли лодку, и «Королева вкуса» Лоблоу, куда мы отправлялись после танцев в «Городе подростков». На краю дороги я видел Сэнди Хантер, должно быть, она возвращалась домой из школы, у нее были длинные светлые волосы. Мы прибавили скорости. Осталось проехать семь пунктов и три мили. Я знал все дома, амбары, крыши отсюда до нашего дома. Я опустил окно и почувствовал, как ветер овевает мое лицо. Пахло совершенно не так, как в городе.

Мы свернули с дороги и двинулись по проселку. Ветви задевали бока машины. Звенел маленький ручеек на дне оврага. Вот и наш почтовый ящик, весь проржавевший с зимы. Галька захрустела под колесами машины. Мы завернули за угол, и вот оно – большое поле и наш дом в дальнем его конце. Произвольно расположенный, белый, обшитый тесом, с двойным гаражом и зелеными ставнями. А вон и моя комната, наверху в правом крыле, смотрит на гараж. Мне так не терпелось приехать, что я едва мог перевести дух. Я вылез из машины. Мне хотелось в следующий же час сделать все, что я делаю на летних каникулах. Но я должен был помочь занести в дом вещи, провизию и чемоданы, заново набитые подушки и все прочее, даже растения. Потом я побежал наверх в мою комнату. Я любил, как в ней пахло – необычно и пусто, восхитительный нафталиновый привкус. Ковбои на обоях сохранились с тех пор, когда я был маленьким писуном, в шкафу старая одежда, которая мне больше не по размеру, журнал про водолазов, книжка по графологии. Я раскрыл ее. Мои заметки на полях. Господи Иисусе, помнишь это? Парень, я действительно работал над этим. Последняя глава называлась: «Как распознать убийцу».