Эдвард Форстер - В жизни грядущей

Испытания и сомнения, увенчавшиеся победой мистера Пинмея, описаны в специальной брошюре, опубликованной его церковью и проиллюстрированной гравюрами. Есть в ней картинка под названием «Как представлялось», на которой изображен злобный и дикий властелин, грозящий миссионеру; на второй картинке, названной «И как оказалось на деле», среди священников и дам сидит темнокожий юноша в европейской одежде, смахивающий на старшего официанта, окруженного младшими официантами, выстроившимися на ступеньках здания с вывеской «Школа». Варнава (ибо такое имя принял темнокожий юноша при крещении) — Варнава являл собой образец новообращенного. Он допускал ошибки, и теология его была незрелой и наивной, но он никогда не шел на попятную, а ведь авторитет его в народе был безграничен, поэтому миссионерам оставалось лишь старательно объяснить, чего они хотят, и это бывало исполнено. Он выказывал достохвальное рвение, за которым стояла редкостная в среде туземцев незыблемость цели. Даже католики не могли похвастаться столь несомненным успехом.

Единственной причиной этой победы был мистер Пинмей, поэтому новую епархию, естественно, вверили его попечению. Скромный, как все бескорыстные труженики, он принял назначение неохотно, отказываясь до тех пор, пока начальник не стал посылать к нему депутацию за депутацией, чтобы сопроводить его до места, да и то — сдался он лишь потому, что в дело вмешался сам епископ. Его назначили на десятилетний срок. Едва приняв должность, он сразу же рьяно принялся за работу. И впрямь, методы его поначалу вызывали критику, хотя впоследствии они полностью оправдались принесенными плодами. Он, прежде имевший обыкновение делать упор на евангельское учение, на любовь, на доброту и личное воздействие, он, который проповедовал Царствие Небесное как близость и чувственность, теперь вел себя жестко и грозил новообращенным и даже самому Варнаве мрачной суровостью Ветхого Завета. Он, пренебрегавший изучением туземной психологии, стал теперь ее знатоком и частенько выступал скорее как не питающий иллюзий представитель власти, нежели как миссионер. Он говаривал: «Эти люди столь непохожи на нас, что у меня есть большие сомнения, приняли ли они Христа на самом деле. Они обходительны с вами при встрече, но за вашей спиной, быть может, распространяют самые злонамеренные сплетни. Я не могу им полностью доверять». Он не проявлял ни малейшего уважения к местным обычаям, подозревая, что все они происходят от дьявола, он разрушил родовой строй и — что было наиболее рискованно — назначил причетниками людей из племени, обитавшего в соседней долине. Ждали неприятностей, ведь это был древний и гордый народ, — но дух его, казалось, был навсегда сломлен, а когда возникала необходимость, к этому прикладывал руку сам Варнава. Церковь не видала более послушных детей, чем те, что появились у нее за эти десять лет.

И все же мистеру Пинмею порой приходилось испытывать тревогу.

И сильнее всего он волновался в момент их первой встречи с Варнавой.

Он оттягивал ее вплоть до того дня, когда епископ должен был посвятить его в сан. На тот же день было назначено коллективное крещение. После завершения церемонии все племя, возглавляемое вождем, проследовало через переносную купель и было осенено крестным знамением в лоб. Неправильно поняв характер ритуала, туземцы предались веселью. Варнава сбросил с себя одежду и, подбежав к группе миссионеров как обыкновенный юноша своего племени, воскликнул:

— Брат мой во Христе, иди скорее к нам! — и погладил зардевшегося мистера Пинмея по щеке, даже попытался поцеловать его в чело и золотые кудри.

Мистер Пинмей еле вырвался и вскричал звенящим голосом:

— Во-первых, отправь своих людей по домам! Был отдан приказ, которому повиновались.

— Во-вторых, впредь не позволяй никому появляться передо мной без подобающей одежды, — продолжал он еще строже.

— Как у тебя, брат мой?

Миссионеры носили тогда парусиновые куртки, рубашки, штаны на широком ремне, а также пробковые каски, крахмальные воротнички, синие в крапинку галстуки, носки и коричневые ботинки.

— Да, как у меня, — ответил Пинмей. — И в-третьих, оденься прилично сам. Ты меня понял, Варнава?

Вождь был прикрыт, но недостаточно. Яркий шелковый пояс, за который был заткнут кинжал, развевался при беге. Он носил серебряные браслеты и серебряное ожерелье, которое замыкалось под кадыком головой сокола. Глаза Варнавы вспыхнули гневом, ибо он не привык к замечаниям, однако он подчинился и ушел за свой частокол.